- Марта! Сними фасоль с огня, пока не подгорела! - требовательно кричит кухарка, с другого конца огромной княжеской кухни и я, бросив резать лук, несусь к камину, в котором висит котелок с фасолью.
Не приведи боги, подгорит, влетит мне по первое число тогда.
Сегодня все особо нервные! Еще бы! К молодой кнесенке едет свататься верховный Маг Северных земель! Неслыханная удача!
Правда проехал он уже много княжеств, хуторов и станиц, в поисках невесты, заходил, говорят, даже в самые простые дома, но даже всеми признанные прелестницы, умницы и рукодельницы, не подошли под его требования. А какие они, никто не знает.
Говорят, он просто в глаза девушке смотрит несколько мгновений неотрывно, разочарованно изрекает - Не та. И уходит не прощаясь.
Наше княжество, последнее на южном пути осталось. Дальше, лишь навьи болота непролазные остались. А что за ними, никто не знает. В них даже верховные, не захаживают. Тамошние обитатели, еще никого живым не выпустили. Даже верховный Жрец Перуна и тот сгинул позатем летом, защитную волшбу княжества обновляя.
Так, что князь Радомир наш, доволен чрезвычайно. Поскольку Магу идти боле некуда, он и уверен, что выбор его падет, на дочку его Радмилу, та и умна, и пригожа, и ткать и вышивать умеет, и силы слова не лишена. Кровь в секунду заговаривает, а уж если обозлиться на кого, что правду сказать, редко бывает, но, если случится - горе тому! С неделю под глазом фурункул будет с голубиное яйцо величиной.
Так, что князь наш, зятя, будущего ждёт - не иначе!
И приказ у нас один! Чтобы все и во всем идеально было!
- Марта! Ты щуку сливками залила? - тут же кричит кто-то из девок.
- Марта! Бесы тебя раздери! Ты здесь еще! Немедленно в личные палаты кнесенки беги! Тебя кличут, уж четверть часа как! - злобно кричит один из личных княжеских слуг, прямо над ухом.
Я подпрыгиваю.
Если княжичи зовут, тут уж не до сливок!
Бросаю все и несусь в другое крыло терема, в личные палаты кнесенки. За щукой, найдется, кому присмотреть.
В животе неприлично громко урчит. Дело уж к полудню близится, а я еще и кусочка хлеба не проглотила. Все кругом, бегом, о стенку лбом.
Ну, ничего! Не только я, так сегодня. Всем продохнуть некогда.
А вот уедет маг, да если еще и кнесенку с собой заберет, работы у нас в раз поубавиться, а князь всем жалование утроить обещал, если с нашей стороны, все как надо пройдет, без единого укора. Вот мы и стараемся! Кому ж тройного жалования не хочется.
Жаль только с Михалом не увижусь, в день его именин!
Ну да ничего! Времени у нас еще много будет! Вот попросит он моей руки у князя после сбора урожая, и заживем складно да рядно.
Князь не откажет! Он благоволит молодым! Свадьбы на свои деньги играет. Роду жениха избы молодым ставить помогает, и приданое дает. Чтобы княжество его естественным приростом увеличивалось. А земли-матушки и даров ее, хвала богам, на всех хватает, край у нас теплый, плодородный, голода уж несколько веков говорят небывало.
Улыбаясь своим мыслям, я и не заметила, как до княжеских палат добежала.
Оправила передник, пригладила волосы, постучала.
- Входи.
Вошла и поклонилась княжеской дочери. Сидела девица золотоволосая, ни мертва, ни жива. Сидит на лавке под окном, словно кол проглотила и вздохнуть страшиться. В очах голубых испуг со страхом плещутся. Как будто вурдалаку на обед ее готовят, не иначе. Девкам своим, даже песни петь к сватовству положенные, запретила.
- Помоги мне, Мартушка, боль головную уйми. Голова, того гляди, расколется, - просит кнесенка стараясь держать лицо, а сама едва не плачет.
- А ты расслабься, милая, боль и пройдет. - Говорю, как ребенку, с ласковой улыбкой. - У тебя страх в глазах плещется, вот от него то все нервы и сжались до боли. Неужто не рада жениху такому знатному?
- Рада, очень рада! Говорят, он прекраснее молодого Дажьдьбога, а силой сравним лишь с Ярилой, а лишь ему светило по небу двигать позволено. Да только маг он, а не ведун и не жрец! Понимаешь?! Маг! А у магов сила темная! Навьи Боги их питают!
В голосе молодой княжны слышаться, слезы, что душу мне рвут и тревожат. Я ведь с детства при ней. В подружках, одними няньками мы выращены.
- У Творца всевышнего, нет ни тьмы, не света, Что Боги Нави, что Боги, Прави, все дети его. Для него все едины и одно без другого не может. Через них Творец Всевышний, все грани бытия познает, - попыталась утешить я несчастную.
- Так оно! За свет, я может быть ему и полюблюсь, да только, говорят люди, что три жены у него уже были и все родами почили, вместе с младенцами, не разрешившись. А еще говорят, что драконом оборачиваться может. Черным как ночь. Страшно мне, Мартушка.
Бедняжку аж передернуло, и слеза по щеке побежала.
- Жить бы с ним жила, а рожать - нет. Боюсь. И теперь боюсь, что он в глазах моих сие прочтет, зато и не выберет. А батюшка тогда прогневится, со свету сживет!
- С чего б? Ни тебе одной откажет ведь.
- Ты батюшке, это скажи! Он уже седьмицу орлом летает.
- Ну, расстроиться, так и что с того? Не твоя печаль, что маг привередлив больно!
- Как же не моя! - всплеснула руками кнесенка. - Улыбалась, скажет не ласково.
- А ты улыбайся, да взгляды жаркие в мага, словно стрелы перуновы мечи, что б оттаяло его северное сердце, - попыталась подзадорить я хмурую девушку, но та, лишь сморщилась еще больше.
- Не до смеха мне сейчас! Помоги, говорю.
Свита кнесенки расступилась, я подошла к ней сзади, положила руки ей на плечи и охнула, они просто гудели от напряжения.
- Закрой глаза и подыши глубоко, расслабься, сколь можешь.
Кнесенка послушно прикрыла глаза, а следом за ней и я.
Пара секунд и я перестроилась на внутреннее зрение.
Это у меня врожденное, с детства закрываю глаза и вижу, как человек светится, теми или иными цветами, и как он изнутри устроен тоже, вижу. Как кровь по всем членам бежит, ощущаю. Лечить могу, если, что-то темное увижу, потоки своего личного света направляю, он тьму на тонком теле человека и выжигает. Правда, если, что серьезное, то слабость потом долго, а то и вовсе заболеть могу, но людям никогда не отказываю, права не имею.
Наделили Боги даром - будь добра, во благо используй. Тогда и сама не пропадешь.
Мне б к ведуньее Милодаре, в ученицы пойти хотелось, что б глубже природу дара своего изучить, да развить его. Да только противится князь тому от чего-то. При себе, на кухне держит, да у кнесенки в подружках.
Родители мои тоже при князе служили, отец воеводой был, да погиб еще до моего рождения, а мать при княгине распорядительницей была, да родами моими померла.
Пожалела сироту Княжна-матушка, в память о заслугах родителей, при няньках дочери своей растила, я матушкой ее звала всегда с дочерними чувствами, однако и место свое всегда знала. Няньки неусыпно, по сто раз на дню упоминали, что роду я хоть и славного, но не княжеского. А мне с того и печали не было. Росла в тепле, уюте, не без ласки даже. Чего еще желать?
