Игорь Изборцев - Великий

Великий
Название: Великий
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2021
О чем книга "Великий"

Повесть «Великий» Игоря Изборцева поначалу покажется из нынешнего ряда новаций формы и мысли. Что может быть умозрительнее электронной переписки провинциальной учительницы и великого писателя? Много ли вынесешь из заочного диалога романтичной читательницы, ищущей отзыва душе, и усталого, избалованного, пресыщенного художника? Но Игорь Изборцев не зря зовется современной критикой православным писателем. На малом пространстве чужой переписки автор открывает всё ту же давнюю, но все новую и все врачующую правду нашей литературы – что любящее сердце умнее и самого всезнающего рассудка и что настоящее величие оказывается совсем не там, куда его помещает мир. Ирония и игра, столь распространенные в нашей освободившейся от последних обязательств перед традицией словесности, могут до времени защищать человека, но на вопросы Бога по-прежнему отвечает бесстрашная душа, которая одна не знает смерти. Валентин Курбатов

Бесплатно читать онлайн Великий


От: [email protected]

Дата: 2 сентября

Кому: [email protected]

Тема: Avec l'espoir et la foi


Ко мне залетела звезда. Ночью я смотрела в окно. Увы, я ещё живу с этой глупой детской привычкой, по-прежнему надеясь, что величественная дама в чёрном однажды заметит меня. Я стояла с этой глупой надеждой и волнующим предчувствием, а дама за окном тихо шуршала по стеклам складками звёздного плаща… За стеной зашёлся в пошловатом кашле Михаил Терентьевич, – это мой сосед, моя «суровая правда жизни», – и я едва не разрыдалась. Нет, всё-таки не разрыдалась, шагнула к окну и распахнула створки. Холодный воздух остудил отчаяние, а звёздный плащ колыхнулся и стряхнул с себя одну маленькую блестящую конфетти. Она пронзила ночь яркой чертой и залетела в моё окно… Мне показалось, что сердце моё разорвалось – такая мгновенная глубинная боль пронзила его, дыхание остановилось, и только мысль продолжала своё трепетное существование, пытаясь объять и вместить в себя случившееся. Мимоходом она напомнила сердцу о его обязанностях, подтолкнуло замёрзшее в лёгких дыхание, и я задышала, ожила – но уже другим дыханием и другой жизнью. Ко мне залетела звезда…

Я решила написать обо всём этом именно Вам, глубокоуважаемый Иван Сергеевич! Простите меня за столь странное, и, быть может, дерзкое желание. Но виноваты в этом Вы сами! Ведь это именно Вы сказали, что «стремление получить невозможное – единственное подтверждение нашего права на жизнь». Стремление к невозможному – безумие. Об этом каждую ночь кашляет за стеной Михаил Терентьевич, и обвешивающая меня стрелка весов на рынке каждый день напоминает о том же. Я уж не говорю о гнусном подмигивании сантехника Привалова во дворе. Но пусть его… К нему никогда не залетала звезда. Она прилетела ко мне, и я решила впредь никогда не закрывать окно. Вдруг ей захочется улететь? Это её право, я не смею препятствовать. Впрочем, что об этом? Надо о другом. Я знаю – я часть невозможного! Это навсегда и никакие бесстыжие стрелки не отнимут теперь это знание! Прежде я читала об этом у Вас, Иван Сергеевич – верила и не верила, надеялась и теряла надежду – теперь, когда у меня звезда, знаю. Знаю! Спасибо Вам, Вы подарили мне спасительное знание, Вы подготовили меня… И простите за столь бесцеремонное вторжение в Вашу жизнь.

Не знаю, достанет ли мне дерзновения написать Вам ещё? Да и прочтёте ли Вы это письмо. Об ответе я даже не думаю, хотя только что с надоедливостью твердила Вам, что невозможное возможно. Возможно? На всякий случай ставлю галочку против строки «запросить уведомление о прочтение», предавая себя в руки Вашего милосердия. Мне очень нравится Ваше имя: Иван Сергеевич! Почему я не Ася?

На всякий случай, прощайте!

Ваша читательница и искренняя поклонница

Соня

P.S. Ваш адрес я нашла в интернете после долгих, мучительных поисков. Благодарение Создателю!


* * *


От: [email protected]

Дата: 4 сентября

Кому: [email protected]

Тема: Sub specie aeternitatis


В эту ночь мне не спалось!

И не работалось… Я присаживался к монитору и тут же отщёлкивал от себя клавиатуру. Брался за перо – всуе. Ходил по кабинету, пытаясь найти свой былой след. Но… sillentium! Дороги не вели в Рим! И тут в моё раскрытое окно впорхнуло Ваше письмо… Признаюсь: я редко принимаю этих незваных гостей. Для этого есть передняя и референт. Но… иногда я веду себя странно. Без видимой цели приоткрываю дверки шкафов, забираюсь на антресоли, перетряхиваю задохнувшиеся пылью фолианты энциклопедий; я орудую консервным ножом, вспарывая животы жестянкам со шпротами и сардинками (как же жутко я их ненавижу со студенческой юности!), заставляю кастрюли снимать передо мною шляпы. Но разве не безумие, подобно Вергилию, вечный спутник Великого? Можно ли без этого хромого поводыря пройти по осклизшим от забрызгавшего их серого вещества эвристическим лабиринтам и «выжить»? Вы спросите, зачем всё это? Но лишь там выходы за пределы круга, – часто просто невзрачные отверстия, скрытые в извилинах липких стен, – повезёт, и ты ткнёшься в них носом, сделаешь всего лишь один шаг и сможешь наконец что-то увидеть… О, эти капризные эйдосы! Порой они прячутся в самых непредсказуемых вещах. Они неуловимы, как всё невыраженное… и мстительны. Вынужденные царапаться о туманные вершины Великого, они морщатся… и мстят, изыскивая всякую возможность ускользнуть. Но куда? Куда? Выше только Сам Бог…

Признаюсь, распечатывая Ваш папирус, я чувствовал себя мелким корыстолюбцем, протянувшим руку к ящику Пандоры. А вдруг? Вдруг с этого цветка вспорхнёт тот самый недоступный крылатый логос? Ищите и обрящете! Итак… Что? Ах, да:

Здравствуйте незнаемая мной Соня!

И Ваша звезда! Быть может, в прошлом внезапный объект Вашего ночного познания сумел бы меня очаровать. Но что это Ваше «действительно существующее» для меня сегодня, когда собственный эйдетизм доводит меня до отчаяния, мучит и жалит? Представьте себе, я помню каждую игрушку на каждой ёлке всех лет моего детства, помню изгибы лент серпантина, нюансы красного и белого в костюмах и масках всех виданных мною Санта-Клаусов. Поверьте, это печально, и Ваша картинка – сущность сверх необходимого! К тому же, хочу Вас предостеречь. О, эти звёзды! Бойтесь, чтобы одна из них холодным предательским светом вдруг не рассеяла молчание священного мрака. Пропасть между сознанием и бытием скрывает чудовищ, пожирающих разум! Не пожелаю Вам однажды их увидеть! Absit! Они не оставят, не отпустят!

Слушайте кашель Вашего Михаила Терентьевича, наслаждайтесь его храпом – это и есть познаваемое сущее, доказываемое невозможное. Обмыслимое бытие куда лучше поисков внеэмпирического смысла сознания. А сантехники – наши спасители, «говорящие вещи», они главные факторы бытия. Долой пустые анализы слов!

Прощайте!

Сколько Вам: семнадцать, шестьдесят четыре? Боитесь ли Вы зеркала? В любом случае, радуйтесь, что Вы не Ася.

И. С.

P.S. Где Вы откапали этот адрес, на который давно никто не пишет? Этот ящик я давно заколотил самыми крепкими интернетгвоздями! Вы порушили его святую паутину. О де жавю, моё де жавю!


* * *


От: [email protected]

Дата: 19 сентября

Кому: [email protected]

Тема: Avec l'espoir et la foi


Уважаемый Иван Сергеевич!

Я бесконечное число раз говорю Вам: здравствуйте! И простите!

Кончено же не сдержала обещания не писать! Но осень – Осень! – она нашептала мне столько ненужных слов! (И это, конечно же, извинит меня.) Как же она легкомысленна! То наряжается, как разбитная Солоха, и вдруг сбрасывает с себя всё, как привыкшая к неглиже Пышка. Вчера она встретила меня, «надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх неё синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы». Эх, быть бы мне тем самым дьяком, который бы непременно «зашкаливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза». Воскликнула бы и я: «Эх, добрая баба! Чёрт-баба!» Но во мне нашлась лишь улыбка и ещё чуточку радости для золотого кленового дождя. Но уши мои беззащитны. Они с лёгкостью впитывали шуршащую пёструю лесть и верили всем обещаниям. Я, верно, опьянела от этих слов. И сделала глупость. Приняла предложение Михаила Терентьевича оценить его гастрономические таланты. Ужин был разнообразен, но бесцветен и вял. А мой визави – многословен, но убийственно прозаичен. Его предсказуемость прорастала цветами на моей могиле (ох, не накаркать бы!) Каждая его фраза словно поднята из подвала районной газеты. Олигархи, зарплата и, конечно же, пресловутый «еврейский вопрос» – вот орбиты его «высоких» мыслей. А котлеты по-киевски были отменны. В благодарность я чмокнула Михаила Терентьевича в лобик…


С этой книгой читают
В первой части этой объемной книги представлен подробный рассказ о праздниках Православной Церкви – Двунадесятых, Великих и особо чтимых на земле Российской. Самым тщательным образом рассказывается об истории каждого праздника, его духовных смыслах, о богослужении этого дня, о связанных с праздником народных традициях и его отражении в Русской поэзии, а также приведены соответствующие этому дню проповеди и поучения, а также тропари и молитвы. Авт
В остросюжетном романе Игоря Изборцева – из жизни 90-х, ушедшего времени наших падений и взлетов, надежд и свершений – есть все, что заинтересует и увлечет читателя: перестрелки и погони, встречи с мертвым главарем мафии и инфернальными злодеями, предательства и подвиги, поражения и победы. И главная победа – духовное преображение героев, обретение ими спасительной веры.
Во второй части этой книги продолжается рассказ о праздниках Православной Церкви – Двунадесятых, Великих и особо чтимых на земле Российской. Самым тщательным образом рассказывается об истории каждого праздника, его духовных смыслах, о богослужении этого дня, о связанных с праздником народных традициях и его отражении в Русской поэзии, а также приведены соответствующие этому дню проповеди и поучения, а также тропари и молитвы. Автор-составитель Иг
Повесть-сказка «На левом берегу» рассказывает об удивительных приключениях героев русского эпоса Лешего и Бабы Яги в современном городе. Они дивятся нелепостям и несуразностям человеческой жизни. Попадая в смешные ситуации, они становятся невольными орудиями борьбы со злом и его обличителями.
История о взаимоотношениях с окружающим миром талантливого мальчика, страстно увлеченного литературой. Ситуация, в которую он попал, оказала сильное влияние на его характер, всю дальнейшую жизнь и судьбу.
«Красота – страшная сила, и про это рассказ Найденова. Известно, как воздействовала красота скульптур усыпальницы Медичи, сработанных Микеланджело: посетители забывали час и день, в которые они сюда пришли, и откуда приехали, забывали время суток… Молодая пара осматривает Константинополь, в параллель читая странички из найденного дневника. Происходит и встреча с автором дневника. Он обрел новую красоту и обрел свое новое сумасшествие. На мой взгл
Детские, ностальгические истории, произошедшие с автором в далёком леспромхозном посёлке в семидесятых годах прошлого века.
Избранное – дикий букет, не тронутый жёсткой рукой флориста: проза, поэзия, философия, эссе…Вы любите полевые цветы, поющее разнотравье? Останавливают ли вас жёлтые огни зверобоя и колючий шарм полевого синеголовника? Кружит ли голову ароматами восторга душистый горошек и трезвит ли терпкость вкуса горькой полыни? О чём размышляете, когда ветер гонит мимо вас рыжеющий шар перекати-поля?
Сказка про то, как самолетик преодолел свой страх высоты.
«Человечество чего-то боится. Боится, что благополучие может кончиться. Зарывает в землю пластинки, чтобы напомнить, что цивилизация была».Эти любопытные слова читатель не найдет в романе: они туда не вошли. Фразы о человечестве и цивилизации взяты из дополнительных материалов к роману «Золотой теленок», хранящихся в архиве.Удивительное наблюдение и даже отчасти предсказание. Ему вроде как и не место в сатирическом романе (а ведь могло бы войти!)
Жорж Сименон писал о комиссаре Мегрэ с 1929 по 1972 год. «Мегрэ и привидение» (1964) повествует о стремительном и захватывающем расследовании преступления в мире искусства, нити которого ведут из Парижа в Ниццу и Лондон.
Жорж Сименон писал о комиссаре Мегрэ с 1929 по 1972 год. Роман «Мегрэ в меблированных комнатах» пользовался особой любовью Сименона: «Лично мне он очень нравится. Немного приглушенный, размытый, словно этюд в миноре» (из письма Свену Нильсену, 23 февраля 1951).