Йозеф Рот - Вена (репортажи 1919-1920 гг.)

Joseph Roth

Wien. Reportagen 1919–1920

© М. Л. Рудницкий, составление, послесловие, перевод с немецкого, 2016

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2016

© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/IRIS Foundation, 2016

[1]

Вот он, перед нами, райский остров-сад для умалишенных, приют для всех, кто не сумел сжиться с безумием нашего мира, прибежище и спасительный кров для дураков, шутов и пророков. Золотой под ласковым солнышком дождь опрыскивает белый гравий дорожек, каштаны уже затеплили горделивые свечи своих почек, в голубом воздухе неумолчно трезвонят жаворонковые трели. Город мирно нежится в весеннем тепле, скрыв под привычным ласково-улыбчивым обличьем скорбь и горечь своего ожесточенного сердца. Все дома здесь построены одинаково, именуются павильонами и прячутся за запертыми воротами, щеголяя красующимися на фасаде римскими цифрами. Вокруг иных разбиты сады, по дорожкам которых фланируют, блуждают, бегают, а кое-где просто сидят или одиноко стоят их обитатели. Ибо сейчас как раз время, когда больных выводят на прогулку. Вот женщина безостановочно и неутомимо снует взад-вперед, вытянув перед собой руки и что-то монотонно напевая. Очевидно, катит воображаемую детскую коляску. А вот какой-то чудак, сидя на корточках, снова и снова пытается оградить себя от незримых напастей, тщетно выцарапывая на твердом, неподатливом грунте невидимые круги. Еще один изучает свои кулаки – правый поворачивает к себе, левый выставляет наружу и пристально следит за собственными движениями. Зато вокруг других павильонов тишь да гладь и никакого сада. Дом для буйных, а также криминальных пациентов и прочих соратников Брайтвизера[3], помещенных сюда на принудительное лечение, погружен в угрюмое безмолвие, хотя в его черных окнах за толстыми чугунными решетками нет-нет да и мелькнет чья-нибудь то ли оскалившаяся, то ли осклабившаяся образина. Дом для идиотов встречает прохожего мраком темных стен, источая флюиды хандры и слабоумия. Зато внутри него очень даже светло – сквозь многочисленные стеклянные двери солнце участливо заглядывает в эту обитель своих богом обиженных пасынков. По дорожкам спешат посетители. В основном это женщины, молодые, старые, согбенные горем, радостные, равнодушные и просто затурканные. И все несут пакеты, сумки и прочие дары своей любви и заботы. Сперва надо предъявить их врачу-инспектору, а уж потом, получив разрешение на голубом бланке, можно отправляться к своему павильону и звонить в дверь. Ее откроет привратник, заберет бланк. И только после этого дозволяется свидание. Одни пациенты радуются, когда их навещают, других, судя по виду, визиты приводят в замешательство, кто-то смеется, кто-то плачет. Но почти все, как я успел подметить, первым делом изучают содержимое принесенных пакетов и сумок, оно явно интересует и радует их куда больше, нежели сам посетитель.

Храм им. Св. Леопольда, арх. Отто Вагнер

Да-да, голод. Его грозная, хотя и бесшумная, поступь явственно ощутима и здесь. Мой собеседник, выздоравливающий пациент, который одолевает тоску и скуку написанием собственной истории болезни, поведал мне, что голод и недоедание сами по себе могут стать причиной душевного недуга, и именно в последнее время вследствие голода сюда все чаще стали доставлять буйно помешанных. Нервам, плохо снабжаемым кровью, недостает «смазки», ввиду чего эти колесики самой божественной из всех машинерий в мире начинают сбоить. И вот уже пациент, заподозрив, что соседи по палате присвоили причитающуюся ему порцию, впадает в буйство и бросается на мнимых обидчиков с кулаками. Другой вообще теряет способность что-либо понимать и замирает в состоянии полного ступора: его мучит голод. Такому здесь, увы, уже мало чем поможешь. На завтрак здесь подают весьма сомнительный черный кофе, на обед бульон, кислую капусту, репу или брюкву, на ужин снова брюкву или репу. Лишь в последние дни рацион питания немного улучшился. Сегодня, к примеру, как раз мясной день. Мне удается раздобыть листочек меню, я показываю его одному из пациентов. Тот недоуменно трясет головой: «Капуста провансаль? Да ни в жизнь – опять просто кислую дадут! А уж насчет мяса тут точно не разживешься!» Но даже если разживешься – о, здесь совсем не каждый день «мясной», к тому же пациенты поделены на «разряды», и, к примеру, лежачие в корпусах вместо мяса получат очередную порцию голода. Хотя недуг у всех в общем-то один, но вот кормежка – разная. Впрочем, судите сами, вот это меню:

Прослышав про несколько особо интересных «случаев», я испросил разрешение на визит. Не согласится ли господин доктор наук меня принять?

– Что ж, охотно.

Меня встречает высокий белокурый господин, гладко выбритый, с выразительными чертами лица и весьма живыми голубыми глазами.

– Доктор Теодозиус Прямиком, кандидат адвокатуры.

От своего настоящего имени он отрекся, о родных и близких не желает и слышать, он теперь господин Прямиком, и точка. Он чрезвычайно занят написанием мемуаров, ибо пережил многое и вообще всячески дает понять, что он натура незаурядная.

– А вы, сударь, значит, представляете корпорацию по бесполезному переводу бумаги?

Опешив от столь неожиданной постановки вопроса, я малодушно выдавливаю:

– В общем, да.

– Стало быть, – продолжает он, – в вашем лице я имею сомнительное удовольствие видеть перед собой носителя и разносчика того низкопробного мнения, которое принято именовать «общественным»? Представителя так называемых «свободных профессий», который, будучи обделен милостями природы и лишен вследствие этого возможности отправиться на панель, предлагает свои услуги всевозможными иными способами? Что ж, задавайте свои вопросы.

– Господин доктор, каково ваше мнение о нынешнем политическом положении Немецкой Австрии[4]?

– Немецкая Австрия – это государство без императора, но отнюдь не республика. Федеральный президент, федеральный канцлер или как бы там еще ни называл себя глава государства, неминуемо впадет в радикальный большевизм, только бы заполучить императорскую корону. Под эгидой которой народы и страны бывшей Австро-Венгрии немедленно подпишут мир и образуют Дунайскую Федерацию, лишь бы им позволили еще раз принять участие в торжествах по случаю юбилея императорского дома. Все газеты радостным собачьим воем будут приветствовать генерального прокурора – доктор Магер, кажется, или как его там, – лишь бы им снова разрешили завести рубрику «Новости придворной и светской жизни». Все цирковые фокусники и борцовские турниры лишатся публики, как только какое-нибудь высочество снова соизволит нанести визит в Гринцингский военный госпиталь, да и тоска венцев по уличным концертам Хофбургского придворного оркестра столь велика, что они, ввиду отсутствия оных, начнут устраивать коммунистические партсобрания.