– Он меня домогается!
Казалось, эти слова были главными в ее лексиконе. Лизины густо подведенные глаза подернулись влагой, и она продолжила душераздирающим шепотом:
– Ты можешь меня спасти?!
– Когда? – деловито осведомилась Мария, едва подавив зевок.
– Завтра, в 12.45!
Могла ли Мария ее спасти, если Лизы домогались все половозрелые мужчины, начиная со старшеклассников, заканчивая пенсионерами, все дворники и руководители множественных уровней вертикали?
В данное время речь шла о бывшем начальнике, у которого Лиза совсем немного побыла секретаршей и скоропостижно уволилась по той же неизбежной причине: он ее домогался! Она ушла бы с гордо откинутой головой, не унижая себя плебейским хлопаньем дверей, но… а как же тогда деньги, заработанные за несколько дней?
Бухгалтерия отправляла девушку обратно, в тот же полный домогательств кабинет. Мария должна была сыграть роль информационного цербера с замашками дуэньи и угрозой расправы путем обнародования безнравственной характеристики патрона.
А могла ли Мария отказаться спасать? Наверное, могла бы, учитывая вечную занятость и тайную досаду по поводу своей неуловимо ханжеской миссии. Но не хотелось обижать Лизу, которой деньги, как всем, независимо от внешнего вида и пола, нужны позарез. Правда, Мария и начальника понимала. На девушку невозможно было смотреть без определенных мыслей.
«Шамаханская царица! – выдохнул Анатолий, как только Лиза появилась в редакционном отделе писем. – Фемина! Сексбомба! Спасайся, кто может!»
Стоило Лизе продефилировать по компьютерному цеху, как послышалось кастаньетное щелканье мужских шейных позвонков. В мире электроники, текстов, коллажей, правок девица казалась инородным существом, жар-птицей, залетевшей сюда по прихоти ведающих сказками шахерезад. Самыми значительными частями ее девичьего туалета были массивные браслеты, ибо остальное – отчаянное мини и не менее безысходное декольте – мало что прикрывало. В общем, летом Лиза одева… то есть раздевалась с максимальной доверчивостью. Нисколько не мешали художественной демонстрации этой полуобнаженной натуры три пресловутые волны, как у индийской танцовщицы, тайский изгиб ножек и по-итальянски тяжеловатая филейная часть. Зато очи, которые поэт назвал «провалами темного, дикого счастья», розовый бутон губ и медовый загар не только компенсировали конгломерат интернациональных несовершенств, но и возводили их в ранг неподражаемых достоинств.
Лизу хотелось потрогать. Коснуться – проверить, действительно ли так атласна ее кожа, запустить руку в шелковистое руно волос, ощутить пальцами упругость смуглого тела. Людям свойственны странные тактильные желания: Мария помнила, с каким интересом щупала она в детстве ослика из бархатистой резины, привезенного ей дядей из ГДР. А бабушка, сидя перед телевизором, с наслаждением давила часами воздушные пупырышки на целлофановых мешочках из под хрупких вещей…
Впервые Мария встретила Лизу во время очередной избирательной кампании в депутатском штабе, сверх всякой меры запруженном людьми, листовками, плакатами и шпаргалками кандидатских докладов. Устав от нескончаемого броуновского движения, Мария зашла в комнату отдыха, бесплодно пошарила по стене в поисках выключателя и вдруг услышала чей-то всхлип.
– Кто здесь? С вами что-то случилось?
…А случилось, что кандидат, не выдержав предвыборного напряга, в истоме пал, вернее, припал к груди Лизы. От нечеловеческого переутомления на собраниях с придирчивыми избирателями Лизины прелести почудились ему такими радушными и хлебосольными…
– Он меня грязно домогался! – жаловалась она в темноте свистящим шепотом, судорожно переводя дыхание. – Ну почему, почему они все меня домогаются? Что я им плохого сделала?!
Щелкнув наконец выключателем, Мария ожидала увидеть жалкое личико в потеках размытой туши. Ничуть не бывало. Девушка была свежая, как огурчик, только щеки разрумянились и губки надулись, наверное, больше обыкновенного. Мария посочувствовала мученице, подождала, пока та поправит невидимый урон, нанесенный страданиями макияжу, и обе они бодро отправились требовать сатисфакции от проштрафившегося кандидата. Избегая Лизу глазами, он с привычной легкостью пообещал, что впредь подобное не повторится… Мария сообразила: больше можно поверить исполнению тех обещаний, которыми будущий слуга народа так же легко увешивал уши избирателей.
Каждый занялся своим делом. Кандидатом – помощник, временно исполнявший обязанности имиджмейкера, Мария – составлением медиа-плана, Лизе поручили собрать с полу рассыпанные листовки.
Согласно сезону, тугой Лизин супер стягивали джинсы, но, когда девушка нагнулась, между свитером и поясом джинсов оголились столь соблазнительные полусферы, что помощник, бросив кандидатский имидж на произвол судьбы, бессознательно ухватил их обеими ладонями. Лиза охнула, отскочила, заломила руки…
– Ну почему, почему?! – рыдала она потом в темной комнате отдыха.
Специфичное амплуа помощника подсказало Марии решение:
– Гмм, Лиза… Может, вам поменять имидж?
– Я как-то не так выгляжу?
…В 12.45 следующего дня Мария с Лизой уже стояли в ожидании у двери сластолюбивого начальника. Он наконец подошел. Его было много. Он был большой, вальяжный и на весь коридор благоухал дорогим парфюмом и вкусным обедом.
Высокая гостья, наверное, сурово глянула бы ему прямо в лицо. Мария, метр с кепкой, смотрела снизу вверх и увидела вначале ноги – каждая в обхват ее талии, с обоюдоостро заточенными стрелками брючин. Где-то далеко над холмами живота и груди боксерскую шею венчала круглая, неожиданно буйноволосая голова.
Узрев Лизу, этот Робин Бобин Барабек издал плотоядный смешок, растопырил руки и пошел на нее, как бык на красную тряпку. Марию он, очевидно, не заметил.
– Что вы себе позволяете, Георгий Палыч?! – взвизгнула Лиза. – Я вынуждена жалова…
Все закончилось благополучно. Мария выступила маленьким бесстрашным тореадором между двух стихий. Начальника взяли на испуг статьей. Виновато мямля и заикаясь, он выдал заработанное несостоявшейся секретарше. Сумма оказалась в несколько раз больше предполагаемой. Девушка, вероятно, получила и за моральный ущерб.
С тех пор Мария с Лизой стали разговаривать по-приятельски на «ты».
– Он воображает, что я могу с ним!.. Представляешь, я – и с ним!!! С этим бу… бу… – у нее не хватало слов, – бугаем! Не поверишь, – она рассыпала веселые колокольчики смеха, – он предлагал мне выйти за него замуж! Честно, не вру! Ой, Маша, я бы легче напрочь облысеть согласилась!
Литературный редактор Семен Семенякин был единственным мужчиной, не поддавшимся на Лизины чары. За рекордное количество внебрачных детей редакция звала его Осеменякиным. Едва Лиза входила в кабинет к Семену с обработанными письмами, он начинал вращать глазами, нервничать, чертыхаться и отправлял ее все переделывать заново.
