Вы думаете, у лесных разбойников весёлая жизнь? Летом душно и насекомые кусаются, зимой… Зима – вообще отвратительное время года. Голодно, холодно, на дорогах пусто.
Одной такой зимой запланировали мы набег на деревеньку. Думали, хоть там найдётся чем поживиться, но и там пусто оказалось. Да как так-то?! Чтобы с целой деревни было взять нечего? Оказалось, барон тутошний всему виной. Он игорную открыл, чтобы селяне там последний хлеб проигрывали.
Но мне ли, атаману разбойничьему, рассуждать о морали? Самому только укажите кого и как. А указано было.
Так я направился к игорной, что возле самого замка. Прибыл уже затемно, гляжу, внутри пусто. Опять какая-то блажь! Да как же это так, чтобы игорная в игорное время пустовала? Где все, спрашивается? Чутьё разбойничье подсказало: что-то нечисто. Тут уж либо война, либо похороны – не меньше.
Оказалось второе: баронского наместника в тот вечер хоронили. Во как! Ещё не играл, а уже фартит. Ну, я, не будь дурак, вернулся к лесу, да своих свистнул. Наелись мы на тех похоронах от пуза, а то кто ж знает, когда ещё выпадет случай. И кое-чего я там наслушался: на следующей неделе, а точнее, в мидвох1 приезжал новый наместник. И снова у меня одни вопросы. Они ж ещё этого не закопали, когда нового вызвать успели? Заранее что ли знали, что помрёт? Ещё и чужестранца. Да, именно так. Чужестранца из Баркии. Вот этого тоже не понял. Баркийцы же враги! Зачем эта собака здесь нужна?
Уж я-то законов не чту, налоги не выплачиваю, и то с этими борзыми дел бы иметь не стал. Не даром же мы с ними на северной границе воюем. Сам-то я там не бывал, но Графчонок мне поведал. А он парень толковый: из рогатки в цель попадает, кверху ногами висеть подолгу умеет, сложные слова выговаривает. И глаза умные.
Вот он мне и сказал, что страна – это эта, как её? Сруктура2 сложная! А король – не жмот, просто он за этой сруктурой всем сразу помочь не может. Он же сверху сруктуры, а я аж под ней. Короче, поверил я Графчонку на слово, и с тех пор я отчизник…
Но я отвлёкся.
В общем, вывод один я сделал: барон странный на всю голову. И хоть и на верхах сруктуры, но не отчизник.
Нужно ли говорить, чем мы в следующий мидвох занимались? Разумеется, долг отчизне отдавали, поджидали собаку-баркийца, чтобы свершить самый верноподданнический грабёж за всю историю.
Глядим – едет. Повозка чёрная, конь чёрный, костюм у возницы чёрный. Видимо, хотел, чтобы мы его на белом снегу не просмотрели. Но только где же он сам?
Оказалось, это он и есть, сам лошадьми правит. Не гордый, стало быть. Ещё и не богатый, потому что денег у него с собой не оказалось. Уж мы в этом убедились. Мы его до самых панталон раздели. Кстати, он не волосат, как о ему подобных рассказывают. Обычный такой.
А вот оружие при нём странное: тонкий и чуть загнутый меч. Только толку от него? Далее, конь средний, шмотки не модные. Впечатление, что он сам проигрался в какой-нибудь игорной по дороге. От скуки я взял его бумажки, заставил читать на баркийском. Хоть поржали с их языка собачьего.
И звали его тоже смешно, что-то вроде Шозалинкас прата-Завианка. Я только "Прата" запомнил. Бумажки, кстати, тоже забрал, ибо в чём он их понесёт, за панталоны заправит?
Забрал, что мог, короче, да и дальше думать стал. Зима в самом разгаре, а жрать так и нечего. При этом во всей округе так же, только у барона иначе. Хоть уезжай на юг на зимовку. Но ведь только обустроились, только зажили.
Сидел я, сидел, вдруг почувствовал, что-то шелестит за пазухой. Оказалось, что бумаги этого Праты до сих пор у меня. Да уж пустили мы его по миру, и поделом. А то наши голодают, а он там жировать возле баронской кормушки собрался! По какому праву? Вот чем мы хуже него?
И тут я подумал, что ничем я не хуже него. Что вообще определяет место человека в этой самой сруктуре? Шмотки? Повозка? Бумаги? Так у меня всё это теперь было.
Пока он там доковыляет до ближайшей деревеньки, пока отогреется, пока в себя придёт, пока со своим акцентом объяснит селянам, что да как. По крайней мере, дня три в запасе есть.
По счастью мы с ним похожи оказались: оба худощавые, патлы чёрные, глаза карие, рост тот же, обоим двадцать шестой год пошёл… Всего на полгода он меня обогнал, я летом родился, а он зимой, не люблю зиму.
Не без отвращения, но ради дела надел я чёрное собачье шмотьё, потренировался "га" и "ра" как он выговаривать – получилось. Свистнул я двух своих, а то совсем никуда не годится, чтобы наместник, да сам лошадей погонял, и поехали к замку.
Замок барона со стороны почти не отличается от скалы: скучный, серый. Кто бы мог подумать, что внутри он сияет, как чёртовая Пещера Чудес из сказок. Жемчужные колонны, расписные потолки, рамки картин – неужели золотые? И всё будто светится изнутри и пахнет какими-то цветами… Может это магия?
Никогда её толком не видел, разве что однажды целительница в трактире залечила слуге пробитую башку. Ещё пару раз замечал, как сияют фонтаны у храмов, но близко не подходил. А в высшем свете, говорят, вообще дело обыденное, у короля даже придворный маг есть, герцог.
Меня с почётом проводили в приёмную, которую мне хотелось обчистить с потолка до пола. Присвоить всё, на что только падал взор. Особенно торшер в углу. Вот это вещь! Гладкий, блестящий, переливается красноватыми бликами как самое дорогое золото. Я засмотрелся, опомнился, когда дверь напротив распахнулась.
В тёмно-розовом камзоле и голубых панталонах, дополняя обстановку, в приёмную заявился сам барон. Четыре человека по бокам от меня и двое стражников у дверей согнулись в поклоне. Я повторил за ними.
Барон уселся в кресло, вздохнул и принялся что-то говорить. Я, наконец, вспомнил, зачем я здесь и потупил взгляд. А что мне оставалось, когда глаза разбегались по сторонам, сосчитывая стоимость баронского богатства?
Глядя в пол, я засмотрелся, как свет отражается в дощечках. Неужели тоже магия, можно ли человеческими силами так начистить куски дерева?
– Что? – я вздрогнул, поняв, что барон задал мне какой-то вопрос.
Один из его людей поспешил мне на помощь:
– Ваши бумаги, господин! Бу-ма-ги.
– Я думал, вы хорошо говорите по-серенидски3, – барон приподнял одну бровь.
– Да-да, – закивал я и вынул бумаги из-за пазухи.
Человек сбоку с лёгким поклоном взял их и передал своему господину. Тот долго сопел над ними, перебирал в руках, что-то бормотал. Он был всего лет на пять меня старше, но какой скучный! Типичный представитель знати: яркое шмотьё, тусклый взгляд.
«Сколько я таких ограбил…» – именно эта мысль была у меня в голове, когда он оторвался от бумаг, и наши глаза встретились.
– О! В тебе, и правда, что-то есть, – одобрил барон. – Как, говоришь, тебя зовут?