Вера едет в поезде в надежде помочь школьной подруге, вспоминает о людях, которые помогли ей в трудные минуты, и о своей и подруги непростой жизни. Автор – казанская журналистка Людмила Колесникова считает, главное достоинство ее профессии – бесконечное путешествие к людям и возможность у них учиться, стараясь постоянно делать добро. Полная житейской мудрости повесть состоит из 32 невыдуманных историй.
Эпиграф
В комнате младшей дочери долго висел листок бумаги в клеточку, пришпиленный канцелярскими кнопками, где детским почерком было крупно выведено: «Причиняй людям добро».
Часть первая
Тревога
«Ты ничем не поможешь. Ничем… Зря едешь… Зря», – стучали в такт ходу поезда вагонные колеса. «Но я попробую, у подруги все едва началось, только самые первые симптомы. Возможно еще не поздно», – возражала им я. Впереди ждали двое суток пути до города, в котором выросла, окончила школу и прикоснулась к ныне вымирающей профессии журналиста-газетчика, которой потом осталась верна всю жизнь. И, конечно, бессонные ночи в поезде.
Завидую пассажирам, которые, как говорил мой отец, спят в поездах без задних ног. Обычно они с шумом и гамом вваливаются в купе. Закинув вещи на верхнюю полку и жутко мешая своим попутчикам, долго и основательно укладываются. Затем плотно, не спеша ужинают на сон грядущий. Основательно, с завидным аппетитом, смакуя каждый глоток, не торопясь и поглядывая в окно, пьют крепкий ароматный чай (причем в таком объеме, от которого я бы бегала в конец вагона до утра). Затем бросают на полу свою обувь в самом неудобном месте, так, что все мимо проходящие будут спотыкаться об нее. И заваливаются порой прямо в верхней одежде на свою вторую полку, чтобы безмятежно проспать там, нередко на одном боку всю довольно беспокойную и шумную ночь в плацкартном вагоне пассажирского поезда, который останавливается у каждого столба, изматывая пассажиров многочисленными и долгими стоянками, и пристающими к проводникам с вопросом: «Ну почему опять стоим?».
Мне такой сон и не снится. Моя участь – всю ночь бороться с накрывающими тревожными мыслями и совсем не радужными воспоминаниями, которых, конечно, на весь путь не хватит. На этот раз я тревожилась за очень близкого человека, оставшуюся у меня в единственном числе школьную подругу Майю, мою любимую Маечку. Напряжение в наших отношениях и страх за нее возникли несколько месяцев назад. Я вдруг заметила, что моя чрезвычайно общительная подруга почти не появляется в ватсапе, где у нас уже несколько лет, с того момента, как мы спустя десятки лет после окончания школы нашлись в «Одноклассниках», шла ежедневная оживленная переписка, обмен картинками, фото детей и внуков, роликами, репликами и комментариями событий. «Видимо приболела», – сначала подумала я. Но когда молчание затянулось, напряглась от недобрых предчувствий и принялась выяснять у Маечки, что случилось?
– У меня большая неприятность, – чужим, холодным и незнакомым голосом сурово пояснила любимая подруга. – Какая именно, сказать пока не могу ни тебе, ни сестре, ни детям. Возможно когда-нибудь расскажу… Через год или два. А возможно и навсегда оставлю в себе. Пока о случившемся знает только соседка.
Признание больно укололо. Что-то новое… Почему соседка? Раньше между нами тайн и секретов не было. Наоборот, если что-то случалось, Маечка (так все звали ее со школы) спешила поделиться бедой и облегчить душу. На этот раз все пошло по-другому сценарию. Надрыв в голосе, горестные воспоминания о самых драматических событиях в ее жизни, глухие рыдания в трубке – и душа на замок.
– Потом, все узнаешь, потом, – отмахивалась она, когда я наседала с расспросами.
Больше всего пугал голос подруги с незнакомыми интонациями и желание поскорее закончить явно неприятный для нее разговор. И напрасно я пыталась внушить Маечке, что лучше бы выговориться, снять камень с души и поделиться случившимся, – она упорно молчала. Я ждала неделю, месяц в надежде, что время вылечит. Но оно не лечило, а загоняло ситуацию в тупик.
Обычно рано утром от Маечки прилетала открытка с «Добрым утром» и все. Дальше она могла весь день либо молчать, не замечая мои сообщения, либо посылала дежурные смайлики. Однажды утром я спросила, как она спала ночь и не лучше ли ей стало? В ответ услышала еще более напугавшую меня исповедь: «На данный момент у меня все сложно. Я больна душевно. Поэтому все значимые события проходят мимо. Жизнь, как всегда, периодически преподносит сюрпризы. Когда-нибудь расскажу обо всем, но не сейчас. Я так решила. Пока буду принимать успокоительное. Я тебе уже говорила, что у меня большие неприятности. А теперь – душевная боль и тревога, с которой не могу справиться, Принимаю лекарства, которые не помогают. Невролог выписал более серьезные препараты, уже психотропные, их выдают только по рецепту. Больше мне сказать нечего».
Дурные предчувствия накрыли меня с головой. Неужели и подругу потеряю в бездне, которая много лет назад поглотила маму? Нет, ни за что…
Драма разума
Первой то, что с мамой что-то не так, заметила жена брата – медсестра с огромным опытом работы. Поскольку она могла дать фору любому врачу, к ней все прислушивались. Ее сообщение оказалось громом среди ясного неба. Сноха поведала, что свекровь выдумывает невероятные фантастические истории. Рассказывает о каких-то подкопах к дому со стороны соседей и посягательствах на ее сад и огород. Когда мы с братом расспросили об этом маму, она, к нашему ужасу, все подтвердила. С тревогой в голосе согласилась, да, уже несколько недель она слышит, как соседи, тихо переговариваясь между собой, работают по ночам лопатами, все ближе и ближе продвигаясь к нашему забору. Мы опешили…
– Они хотят отнять у меня мой дом, – уверенно заявила мама, добавив, что это настолько волнует и тревожит ее, что она просыпается по ночам, подходит к окнам, прислушивается к каждому шороху, а потом до утра не может заснуть.
– У меня хотят отобрать дом! – твердила она.
– Какая ерунда! Что ты выдумываешь, какой дом и подкоп? – не поверили мы.
А поскольку у мамы с невесткой были классические отношения снохи и свекрови (обе откровенно, мягко говоря, недолюбливали друг друга), мы с братом вначале решили понаблюдать, во что эти фантазии выльются. Сноха советовала срочно показать маму неврологу, а лучше психиатру или геронтологу, чтобы купировать начавшийся процесс старческого слабоумия. Если не чего-то более серьезного, понизив голос до шепота, убеждала она. Но мама и слышать не хотела о врачах и лечении.
– Я перенесла операцию на глаза, у меня была катаракта, – взволнованно доказывала она, и ее лицо покрывалось крупными красными пятнами. – При выписке врач категорически запретила пить какие-либо лекарства.
