Некогда разсуждали мы о преимуществе, какое род человеческий получил тем единым, что благость Божия, даровав нам душу, даровала и слово, без котораго не могли бы ни чувства наши возвышаться, ни разум преуспевать, остриться и расти. Но сей величайший дар, сие слово, толико отличающее нас от безсловесных тварей, толико превозносящее над ними, было бы заключено в тесных весьма пределах, не расширило бы ни понятий наших, ни способностей, когда бы воля небес судила каждому из нас порознь скитаться по лицу земли, когда бы не вложила в нас желания составить общества, называемыя державами или народами, и не повелела каждому из оных, размножаясь, жить под своим правлением, под своими законами. Люди без сих обществ были бы столько же злополучны, как без семейств и родства. Не было бы у них ни веры, обуздывающей страсти, исправляющей нрав и сердце; ни воспитания, просвещающаго разум; ни общежития, услаждающаго жизнь; ни могущества, величия и безопасности, проистекающих от совокупления во едино всех частных воль и сил. Отсюда следует, что человек, почитающий себя гражданином света, то есть не принадлежащим никакому народу, делает тоже, как бы он не признавал у себя ни отца, ни матери, ни роду, ни племени. Он, исторгаясь из рода людей, причисляет сам себя к роду животных.
Александр Шишков
И так, когда Всемогущему Создателю миров угодно было устроить природу нашу таковою, чтоб мы для безопасности и благоденствия своего совокуплялись в разныя общества, и каждое из оных составляло бы едино тело и едину душу, то для лучшаго исполнения сей Всевышняго воли не худо рассмотреть обязанности наши к сему сообществу, или великому, собственно нашему семейству, называемому Отечеством; не безполезно поговорить о любви к нему, не скучно побеседовать о том священном долге, который всякому благородному сердцу толь сладостен.
Что такое Отечество? Страна, где мы родились; колыбель, в которой мы возлелеяны; гнездо, в котором согреты и воспитаны; воздух, которым дышали; земля, где лежат кости отцов наших, и куда мы сами ляжем. Какая душа дерзнет расторгнуть сии крепкия узы? Какое сердце может не чувствовать сего священнаго пламени? Самые звери и птицы любят место рождения своего. Человек ли, одаренный разумною душою, отделит себя от страны своей, от единоземцев своих, и уступит в том преимущество пчеле и муравью? Какой изверг не любит матери своей? Но Отечество меньше ли нам, чем мать? Отвращение от сей противуестественной мысли так велико, что какую бы ни положили мы в человеке худую нравственность и безстыдство; хотя бы и представили себе, что может найтися такой, который в развращенной душе своей действительно питает ненависть к отечеству своему; однако же и тот постыдился бы всенародно и громогласно в том признаться. Да как и не постыдиться? Все веки, все народы, земля и небеса возопияли бы против него: один ад стал бы ему рукоплескать. – Отсюда происходит, что при всех пороках и страстях человеческих, при всей примечаемой иногда дерзости развращенных умов и сердец, нигде не видим мы вопияния против сроднаго каждому чувствования любви к отечеству. Напротив того, не только единогласное во всех языках слышим тому проповедание; но и везде, в прошедших и настоящих временах, тьмочисленные находим примеры, что сила любви к отечеству препобеждает силу любви ко всему, что нам драгоценно и мило, к женам, к детям нашим и к самим себе.
Спартанка, мать троих сыновей составлявших всю ея гордость и надежду, вопрошает притекшаго во град гонца: что войски наши? что мои дети? Гонец отвечает вздохнув: все трое убиты. – Так гибнет отечество наше? – Нет, оно спасено, торжествует над врагами. – Довольно, сказала Спартанка, иду. – Куда? – Во храм благодарить богов.
Вот сила любви к отечеству: кого преодолела она? Материнское сердце!
Но что я говорю о Спартанке? Зачем ходить в Грецию? Сколько таковых Спартанок найдем мы у себя дома? Не видим ли в прошедших и нынешних временах мужей, сынов, жен, сестер, матерей наших, исполненных любви к отечеству? Воспомним один только пример Пожарскаго и Минина, когда по гласу сего простаго купца, по единому извещению его о бедствиях сограждан, безчисленное воинство, жертвуя состоянием своим и собою, стеклось добровольно для избавления Москвы. Какая ревность и усердие! Какое в толиком множестве людей достойное удивления единодушие! Мужеский и женский пол, юноши и девы, отроки и старцы без всякой неволи, без всякаго принуждения, по единому подвигу любви, все текут, всяк со всем семейством своим, имуществом и домом. Некто из наших стихотворцев, описывая сие происшествие, прекрасно прибавляет:
И жены зрелище явили безпримерно,
Усердие граждан деля не лицемерно.
Сокровища, привык что нежный пол ценить,
Оне в дар обществу спешили приносить;
Вручали Минину уборы те драгие,
Чем русые власы и нежны красят выи,
И провождаемы числом своих детей,
Оставивших серпы и плуги средь полей,
Прими от нас, рекли, ты сей залог священный,
И сердцу матери толико драгоценный!
С сей речью в сонм един детей совокупив,
И горькими их грудь слезами окропив,
Как часть самих себя от персей отрывали,
И трепетной рукой на брань благословляли.
Фемистокл, за все свои заслуги изгнанный неблагодарными Афинами, принужден был прибегнуть к Царю Персидскому Ксерксу, против котораго предводительствуя войсками, одержал он многие над ним победы. Ксеркс, обрадованный приобретением толь великаго полководца, погасил вражду свою к нему, принял его в число первейших вельмож своих, осыпал благодеяниями, и поручил ему начальство над войсками, которыя посылал он в Египет. Но потом, когда прислан был из Греции посол требовать Фемистокла, как скрывающагося из отечества преступника, тогда Ксеркс, пылающий ненавистию к Грекам, переменил свое намерение, и полагая в Фемистокле с одной стороны благодарность за оказанныя ему благодеяния и защиту, а с другой – желание отомстить согражданам своим за несправедливое от них гонение, велел ему с войсками идти в Грецию. Фемистокл, забывая несправедливость сограждан своих и не страшась гнева Ксерксова, полагает к ногам его жезл повелительства над Персидскими войсками, и говорит, что он скорее умрет, нежели пойдет раззорять стены своего отечества. Сие отрицание подает повод к следующему достойному примечания между ими разговору:
Ксеркс. Ты раздражаешь того, кто тебя может сделать несчастным.
Фемистокл. Но не изменником.
Ксеркс. Ты мне жизнию обязан.
Фемистокл. Но не честию.
Ксеркс. Отечество твое тебя ненавидит.
Фемистокл. Но я люблю его.
