Надежда Черпинская - Ворон и радуга. Книга 4

1. 1 В мечтах и мыслях

КНИГА 4 «РАДУГА»

Читай мою душу

На кончиках своих пальцев!

Ты чувствуешь дрожь?

Без тебя так остаться страшно…

Согрей моё сердце

Лучистым прозрачным взглядом!

Сплетаются руки,

Весна…

Остальное уже неважно.

стихи автора

1 В мечтах и мыслях

Радуга расцвела в небе.

Яркая, сочная, полная дуга висела в небе над Приозёрной равниной.

Ветер в лицо, свежий, ласковый. Пахнёт недавним дождём, травами, опалёнными солнцем. Лошадь хлюпает весело по не успевшей впитаться влаге.

Парит над дорогой. Пышет жаром от земли.

Вот уже и осень в Кирлии, а жара по-прежнему такая, словно макушка лета.

Эл не прятался от дождя. Скорый, по-летнему тёплый, он застал Ворона в дороге.

Можно было домчать до ближайшего околка и укрыться под громадным столетним деревом. Но разве Эливерта напугаешь теперь небольшим дождиком? Освежился только, и всё.

Зато дальше ехать – одна благодать. Жизнь, вообще, одна сплошная благодать – каждое мгновение прекрасно.

Да, грозой его теперь не напугать… Да и осталось ли что-то, чего Ворон боится?

Ещё трёх десятков лет на этом свете не отжил, а сколько уже всего было. Иному человеку за всю жизнь такого не выпадет. И, хвала Великой Матери за то! Не надо никому такой судьбы.

Всё было: и война, и сиротство, и рабство, и бродяжничество, и убийства, и драки, и воровство, и разбой, и предательство, и муки совести. И у смерти в гостях побывал, да не раз. И ревность – горькую, отравляющую, мучительную – уже испытал. Темна была твоя жизнь, Ворон, темна.

Но отбушевала неистовая гроза – радуга в небе сияет.

И это добрый знак.

Теперь всё будет по-другому. Теперь он знает, чего хочет от жизни. И знает, с кем он хочет эту жизнь прожить.

И жжёт от нетерпения под сердцем…

Как хочется, скорее её обнять – солнышко рыжее, грёзу золотую, нежность и боль, счастье заветное, мечту, что из другого мира явилась к нему. Девочка, любимая, родная, желанная! Настия…

Только бы встретила так, как прощалась там, в лесу у леснянок. Только бы снова видеть этот тёплый свет в изумрудных лучистых глазах. Только бы не натолкнуться на стылый холод в любимом взгляде.

Про холод во взгляде думалось не просто так…

Возращение в Лэрианор вышло странным.

В последнее время Эл на многие вещи стал смотреть по-другому.

Да, смерть учит иначе смотреть на жизнь, этого у неё не отнять.

Вот и Миланейю в этот раз увидел вдруг совсем в ином свете.

Нет, Ворон не забыл, что ей жизнью обязан, никуда не исчезла благодарность и почтение. Он по-прежнему отдал бы за неё жизнь, не раздумывая. Он по-прежнему считал себя вечным должником лэгиарни.

Но стылый холод на дне бездонных зелёных глаз различил впервые. Всего лишь несколько слов, несколько мгновений. И всё вдруг встало на свои места.

Когда он вернулся в лесное поселение в сопровождении Фрейи и ещё нескольких своих ребят, приятели из вольницы набежали сразу со всех сторон. Каждый норовил обнять, по плечам похлопать, улыбались, шутили, здоровались. Не только свои парняши из вольницы, но и те, с кем прежде особой дружбы не водил. Даже прежняя его зазноба Лиру с верзилой Боргом примчались.

И так тепло и радостно стало от этой всеобщей душевности, что даже совесть кольнула. Вон, как ему тут рады все, любят бродягу Ворона, а он их бросить надумал, уехать прочь навсегда.

А Старший и другие лэгиарны ждали, когда атаман явится на поклон. Так напыщенно всё, официально. Словно он на королевский приём пожаловал.

Но это полбеды. Правитель он и в Лэрианоре правитель.

Ну, поздоровались, Ворон рассказал, что знал. Известил, что Наир в добром здравии. Как бы Финриз ар Алар лицо держать ни старался, а за сына волновался, это заметно.

Эл успокоил Старшего, не вдаваясь в подробности того, почему не отправился на Север вместе со всеми. И поняли его сразу не так. Похоже, и Старший, и стоящая с ним рядом Миланейя решили, что Эл поостерегся жизнью рисковать понапрасну, проще говоря – струхнул.

– Так ты вернулся с полдороги? – хмыкнул надменно Финриз.

Эла это нисколько не задело, а вот то, что Миланейя ему поддакнула, Ворону не понравилось.

– Значит, ты всё-таки внял своим предчувствиям и не стал покидать Кирлию?

– Вроде того…

Меньше всего сейчас хотелось объяснять при всех, почему ему пришлось оставить своих друзей.

– Что ж, мудрое решение, – кивнула она.

– Приходи сегодня к нам, когда отдохнёшь с дороги, расскажешь о вашем путешествии! – пригласил Старший.

Вот так и закончилась вся эта показушная часть приветствия.

Теперь самое время и златовласой лэгиарни  подойти, обнять, сказать что-то от сердца, а не потому, что приличия того требуют.

Элу теперь не нужна была её любовь, о которой мечтал некогда. Давно уже он выбросил из головы эти мечты.

А уж когда в его жизни появилась Дэини… Огнём из сердца выжгла все прошлые увлечения и привязанности. Никто ему теперь, кроме Рыжей, не нужен.

Но Миланейя… Ведь было что-то между ними, сильнее, чем просто желание, привязанность. Он всегда в своём сердце отводил ей отдельное место. И сейчас ждал чего-то. Сам не понимал чего, но уж точно не холода этого отстранённого, не вежливости, пустой и никому не нужной.

Он вдруг припомнил, как она выхаживала его… Как однажды призналась, что для неё целительство – это состязание со смертью. Кто сильнее – она или Вечная Дева?

А ведь Ворон тогда на эти слова и внимания не обратил. Не понял главного. Что он просто охотничий трофей, доказательство её могущества, её способности победить смерть.

Никогда прежде он об этом так не думал. И сейчас отчаянно не хотел думать так. Но в каждом взгляде и слове ощущал это всё сильнее.

Как тонкий лёд раскололся прежний самообман, изрезал осколками сердце.

Никогда не было никакой любви. Была его благодарность, признательность, верность традициям, его влечение к красивой бессмертной. Была её победа, её вера в необходимость жертвенности и служение избранному делу, её тщеславие и… жалость.

Он ещё надеялся вернуться в прежнюю сладкую иллюзию, но она так ничего и не сказала. Только о Наире спросила.

– Мать Мира  его спасёт и сбережёт, – успокоил Эл.

– Давно ли ты стал так полагаться на её милость? Раньше ты не очень-то верил в Благословенную, – удивлённо усмехнулась лэгиарни.

Да, у него был повод поверить. Но об этом теперь говорить нет смысла.

– Всё меняется, – в тон ей ответил Ворон. – Раньше я верил в иные вещи – они казались мне неизменными. А теперь они исчезли. Так, моя миледи?

Она только глаза опустила, окончательно разрушив то, что ещё оставалось между ними. Бросила, не глядя, как милостыню, повторяя за своим отцом:

– Ты приходи к нам… потом! 

– Конечно,  – кивнул Эл. – Я приду.

Кажись, так горько ему было только в тот день, когда она велела ему перебраться в отдельный дом и не мешаться ей под ногами.