…Москва, 35 лет тому назад… Зима, слякоть… Воздух свежий, сладкий… Как будто тает не уличный, грязный снег, а ледники Памира или Гималаев… Вечер, огни… По улице Воровского медленно идут студенты консерватории Наташа Бажина и Гришка Шапкин, а за ними, прячась в подъездах, крадусь я, Саша Яблочкин, тоже студент консерватории, лучший друг Шапкина…
Ситуация банальная и ужасная: Шапкин насмерть влюблен в Бажину, я тоже влюблён в неё, и тоже насмерть… Бажина, кажется, благоволит мне, но замуж выходить собирается за Шапкина… Почему? Просто он сделал ей предложение, а я нет… Бажина знает, что я в неё влюблён, но не знает до какой степени. Вот уже месяц я тайно таскаюсь за Бажиной и Шапкиным, и не могу глаз оторвать от них: я бы жизнь отдал, чтобы вот так ходить с Бажиной! Иногда Бажина бросает на меня странные, насмешливые взгляды, но я делаю вид, что не понимаю их значения…
Бажина очень красива. Что-то в её красоте есть шведское: волнистые, блестящие, чёрные волосы, огромные, спокойные серые глаза с пушистыми ресницами, розовый пухлый рот… И что же ещё? Ещё есть я, влюблённый так, как влюбляются двадцатилетние мальчишки в первый раз в жизни – до сумасшествия. Что особенного: чёрные волосы, серые глаза, розовый рот? Но когда это «ничего особенного» появлялось в нашей раздевалке на первом этаже, в своём чёрном свитере и юбке из красно-чёрной шотландки – я чуть было не терял сознание и пытался скорее спрятаться от неё, так страшно колотилось сердце…
Почему я не отнял её у Шапкина? На то было много причин. Я очень странно жил в то время: я только начинал входить в искусство, и открыв, почувствовав его силу и притягательность, был потрясён и навсегда очарован им… Мой Учитель был великим человеком и, уж не знаю как, он очень быстро превратил меня в настоящего музыканта- трудягу…
Я забыл обо всём на свете, и с утра до ночи учил оперы, хоры, симфонии… Единственное, о чём я мечтал, это о том, чтобы Учитель похвалил меня… О Бажиной я вспоминал только при встрече с ней… Увидев её, я чувствовал что-то вроде сильнейшего ожога и, спасаясь, стремительно бежал в библиотеку за новой партитурой…
Потом в руки мне попала книжка Бунина. Какое было потрясение! Что мне Бажина, что Шапкин! Я утонул в Бунинском мире, растворился в нём, стал частичкой его… Я почувствовал сильнейшее желание стать писателем, строчил что-то неясное, но понимал, что это плохо, слабо… Я страдал от этого, пил, потом опять нырял в музыку, быстро возрождался, жизнь кипела во мне! Я, возбуждённый, словно под хмельком, летал по Москве, находясь под наркотическим воздействием Бунинской многоцветной прозы, дышал грубыми, приятными запахами этого города, а вечером, набегавшись, с бутылкой устраивался на диване, и пьянел от советского портвейна и музыки Равеля, Вагнера, Баха, Скрябина… Я перестал ощущать себя, я попал в безраздельную власть искусства… Только оно интересовало меня, и только оно дарило мне огромное счастье, и только оно имело для меня значение…
…Ужасное время! Больное, несчастное… Как мне его забыть? Какую выпить таблетку? Тогда, давно, искусство наглухо заслонило от меня жизнь. Я стал безумен, я не понимал, что со мной происходит… И, конечно же, я бы спился и попал в сумасшедший дом, если бы не главная встреча в моей жизни…
Бажина и Шапкин неожиданно расстались. Был даже назначен день свадьбы, но – вдруг расстались. Бажина, наверное опомнилась, ужаснулась… Замуж за Шапкина?! Зачем?!
Я узнал, что она уходит, вернее бежит из консерватории, видимо от стыда… И, встретив её на лестнице, бодрясь и глупо улыбаясь, пожелал ей каких-то успехов…
Бажина, осунувшаяся, потемневшая, молча прошла мимо меня. Больше я её не видел.
Прошло много лет. Всё, что происходило со мной, было странно, загадочно… Собственно, все жили странно, поражённые безумием и уродством происходящего… Жили в недоумении, на ярость не было сил… Но не смотря ни на что, мы с женой, как заведённые писали пьесы, одну за другой… Пьесы шли… Шли широко и даже в областных театрах… Правда на деньги, которые мы получали, нельзя было жить… Но кого удивляет это «нельзя жить»? Привыкли ко всему…
Изредка что-то долетало и о Бажиной… Она вышла замуж, но не очень хорошо: муж, кинооператор, пил, детей не было… В середине девяностых, муж, пытаясь спасти семью от голода, влез в какую-то афёру, они с Бажиной потеряли квартиру, и что с ними было дальше я не знал…
Зато Шапкин разбогател, стал продюсером, и ездил в огромном вишнёвом Мерседесе. Все известные эстрадные артисты были его друзьями и клиентами. Шапкин задрал нос и много врал, хвастал… Прикидывался полубогом…
…Ладно! Проехали!
Ну, что теперь? Опять зима! Я еду в метро. Станция. Поезд остановился, и в вагон забежала пожилая женщина, явно ненормальная, одетая в разноцветные, страшно заношенные тряпки, густо, грубо накрашенная. Она, пританцовывая, пошла по вагону, и бросала на колени пассажирам какие-то бумажки, как она объясняла «с предсказаниями». От неё шарахались. Бумажки с отвращением сбрасывали на пол. Женщина не обращала на это внимание. Я узнал её. Это была Бажина. Когда поезд тронулся, она вдруг хрипло крикнула: «Поехали!» И закружилась, обдавая нас ужасным запахом дешёвых духов и мочи.
Станция. Бажина вышла, послав нам на прощание воздушный поцелуй…
…Черт, что делать? Я ничего не вижу от слез…
Через пять дней я узнал, что Шапкина случайно застрелили в Таганроге, куда он приехал устраивать концерты своего приятеля.
Перепутали с каким-то уркой, и застрелили… У ресторана
всадили Гришке очередь в башку и разлетелась она на мокрые куски…
Я написал эти строчки и подошёл к зеркалу… Старый, седой, сутулый… Морда желтая, мятая, как старая кепка..
В зеркале солнечным лучом мелькнули смеющиеся, молодые лица Шапкина и Бажиной…
Привет, ребята! Я вас люблю! Вы до сих пор не знаете как!
На первом этаже дома номер семь, по улице Чкалова… В самом углу этажа, зимой, зажигалось розовым светом окно, жившей в этой квартире, актрисы Марии Павловне Нефедовой. Жильцы дома этому не удивлялись. Марии Павловне было 76 лет, она уже 20 лет не выходила на сцену, жила на крохотную пенсию, и все считали ее сумасшедшей. Почему, собственно, Мария Федоровна попала в страшный, бесчисленный отряд сумасшедших? По очень простой причине: Мария Павловна из дома не выходила. Еду ей привозили велосипедисты в стандартной форме. Ее квартирные счета, по интернету, оплачивал старый друг, тоже актер, потерявший способность передвигаться и не имеющий возможности навестить Марию Павловну. А больше навещать Марию Павловну было некому. Дочь, пианистка, пытавшаяся заниматься бизнесом, была кем – то убита. А внук Сережа, сидел в турецкой тюрьме в Измире. Как было сообщено: за участие в убийстве русского бизнесмена, Шелковникова, который в работе, в деле, обманул группу молодых соотечественников. Шелковников пытался сбежать из Турции, но не успел. Обманутые им, ограбленные им «товарищи по делу», подстерегли его в аэропорту, и убили. Очень оригинально и очень неприятно: утопили в унитазе, в туалете аэропорта. Все они, восемь молодых ребят, сидели в тюрьме, и Сережа был среди них, хотя в убийстве участия не принимал. Его хотели освободить, но он убедил следователя, что все – таки тоже убивал скотину Шелковникова. И его посадили вместе со всеми. Сережа был хороший товарищ. И своим поведением доказал это. Вот так и получилось, что в старости, Мария Павловна осталась совершенно одна. И все понимали, что женщина, прожившая такую жизнь, сохранить разум просто не могла. Подтверждалось это тем, что каждый вечер (почему —то, только зимним вечером) окно квартиры, в которой жила Мария Павловна, загоралось розовым светом. К этой странности все привыкли, и не интересовались, чем занимается старая артистка Мария Павловна, живущая как – бы в другом мире. Ну сумасшедшая и все! Этот, реальный мир, ей был явно не нужен, а мир розовый, красивый, собственный – просто необходим. Может быть она была в нем счастлива? Была, несомненно. Как только наступал вечер, Мария Павловна зажигала розовое окно, одевала свое самое красивое платье, и перед зеркалом играла самые разные роли. Перечислять эти роли не нужно. Это не имеет смысла. Главное то, что Мария Павловна была счастлива. Она возвращалась в свое искусство, достигала в нем невероятных высот, и больше ей ничего не было нужно. Перед сном Мария Павловна разогревала 100 граммов Кагора, выпивала его и засыпала, очень довольная собой и своей жизнью. Ну как же не быть довольной? Она считала себя невидимым гением! Зрителем ее был Сам Господь Бог! Только Он! И Он считал ее лучшей артисткой Мира! Вот так! Ну, оставим Марию Павловну! Ей очень хорошо спится! Не будем ей мешать! И перейдем за другую сторону окна! Во двор дома, в котором жила Мария Павловна. Двор был самый обычный. Не плохой, не хороший… Удобный для времяпрепровождения в нем. Днем, и взрослые и дети, чувствовали себя в нем, ну скажем, сносно. А ночью двор был совершенно пуст. Вот поэтому в него в 11 вечера зашли два бомжа. Бывший театральный режиссер Виктор Львович Самсонов и бывший помощник режиссера Олег Зейналович Лесной. Расскажу о них немного. Поподробней. В бомжи они попали закономерно. Однажды, Самсонова, который сидел в своем маленьком периферийном городе без работы, пригласили возглавить театр, находившийся в поселке городского типа. Жителей в поселке числилось 4 тысячи. Ну какой тут театр? Но он был! Профессиональный! Посещаемый! Житель поселка Барсов Леонид Николаевич, возглавил хлебное производство в районе. Хлеб пекли у него чудесный! Как в СССР! Барсов очень быстро разбогател и по просьбе дочери, открыл в поселке театр. Финансовые вопросы взял на себя. Три года театр работал чрезвычайно активно, чрезвычайно замечательно. Самсонов и Лесной получали приличные деньги и стали уважаемыми людьми. Но однажды в поселки появились какие – то странные люди, которые потребовали у Барсова деньги. Но он не дал, и даже пытался пристрелить кого – то из этих странных «людей». Приезжие стреляли лучше Барсова. Они убили его и уехали. Через три месяца театр прекратил свое существование, труппа разъехалась, а Самсонов и Лесной уехали в Москву, на заработки. Заработать ничего не удалось, но и домой ехать не хотелось. Семьи голодали. Появиться дома нищими, ничтожными, не способными чем —то помочь родным, ни Самсонову, ни Лесному не хотелось. Они стали бомжевать, и думать, что делать дальше. Места для ночевки были. Подвалы домов. Но сегодня идти туда не хотелось. Лесной нашел тысячу рублей, друзья купили водки, еды и искали место, где можно выпить и закусить. Спокойно. (Обитатели подвалов надоели.) Искали не долго. Судьба привела их во двор Марии Федоровны. Они быстро выпили, что – то съели и огляделись. Прямо перед ними горело розовое окно.