Вечер
Деревня Горьковы, затерявшаяся в лесных чащобах, готовилась к эвакуации. Вернее, они больше делали вид, что готовились. Выкопанную картошку в подполье не высыпали, заготовленное сено ближе к дому не подвозили. Колхозное стадо коров уже перегнали далеко за Москву. А селяне всё находили причины задержаться в деревне. Им не верилось, они ни как не хотели поверить, что немцы дойдут до них. Москва совсем близко – куда ещё отступать? Газеты столько много твердили о непобедимости красной армии, должна же она наконец остановить врага. Уверенности жителям придавало продолжавшаяся прежняя жизнь в деревне. Только колхозных коров не слышно, но всё также молчаливо стоят молодые берёзки у правления колхоза и школы. У магазина, под охраной высокой осины, каким то чудом выросли два клёна с широкими листьями. Невиданные раньше в деревне растения взрослые приказывают малышам оберегать – пусть в их деревне растут такие забавные деревца. Также по вечерам кружится над ними стая ворон. Медленно опадают жёлтые и оранжевые листья, срываемые холодным ветром и дождём. У колодца, примостившегося у стаи елей, собираются бабы. Они дружно ободряют и уверяют друг друга, что ни куда они из родной деревни не поедут. В крайнем случае война пройдёт их стороной. Жители всматривались в небо, такое родное и знакомое, сейчас хоть и затянутое хмурыми облаками. Вслушивались в звуки, такие привычные и родные и шли копать картошку. Скотина вся спрятана в тёплые стойла. Только собаки иногда выбегают на улицу и лениво взлаивают. Ребятишки тоже осторожно носятся по улице, играют в «ляпки». Игра держится в основном на детей Мани Дерман, пока мать не загоняет их домой. Старая Матрёна тяжело слезает с печки, цепляясь за кровать, прислоняется к окну. Она долго всматривается в знакомое очертание деревни. Деревья с облетающей листвой, пожухлые заросли крапивы, что тянутся вдоль забора, потемневшие очертания домов. На огородах копошатся люди, стремясь быстрее выкопать картошку. Старуха чутко вслушивается в доносившиеся звуки, открыв рот и прильнув ухом к стеклу. С соседнего огорода доносятся крики соседей. Там работают трое почти взрослых, они быстро выкопают. А её Татьяна управляется одна. Её десятилетний внук Васька, не надёжный помощник. Сын с внуком ушли на фронт. Моросит мелкий дождик. За его пеленой скрывается озеро, соседние дома, улица и окрестные поля. Мелкие капли осеннего дождя плавились в мутной воде тихого озера, шелестели в увядшей картофельной ботве, разжижали и так слякотную почву поля. Капли скапливались и скатывали с поникших спин женщины, парня и девчушек. Тяжелели их старенькие пальтишки, замерзали ручки. Парень копал торопливо, откидывая картошку ближе к ведру. Женщина, сгорбившись, таскали набранные клубни картофеля, пряча их лёгкий сарайчик, за поленницей дров. Четырнадцатилетняя девочка старательно очищала картошку, пока парень не прикрикнул на неё.
– Ленка, бери только крупные картошки и не обтирай их, времени нет. Всёровно с собой много не заберём, тяжело нести, и немцы близко.
Их младшие сестрёнки-близнецы, трёх лет тоже подбирали картошку, высматривая клубни в серой грязи. Они старались помогать старшим. Помощи от них было чуть, но девчушкам было страшно оставаться одним в пустом доме. Там в каждом углу притаилось по чудовищу, а ветки берёзы так противно скребут по стеклу.
– Вальке с Танькой пора бы в избу бежать. Толку от них нет.
– Хоть не мешают и то хорошо – отозвался парнишка. Он торопливо собирал картошку, вырытую братом, и помогал матери таскать наполненные вёдра. Серёжке хотелось походить на Мишку, которого отец, уходя на войну, оставил вместо хозяина. Ноги увязали в грязи всё сильнее, руки отказывались удерживать картошку, наступившая темнота мешала отличить клубни от комка земли.
– Хватит на сегодня, хоть бы это сохранить – скомандовала наконец Мария.
На соседних огородах также заканчивали выкапывать картошку. Топились печи, дым смешивался с сырым горьковатым воздухом, лениво поднимался к небу.
На ужин мать поставила по кружке молока, по паре картошек и по толстому ломтю хлеба. Серёжка ещё луковицу достал, выпросил у матери по яичку.
– Ешьте, – разрешила она, – вам расти надо, неизвестно ещё, что впереди будет. Немцев вряд ли удержат, полсотни километров всего им осталось до нашей деревни.
Девочки притихли, придвинулись ближе и осторожно разбили яйца не о лоб друг дружке, а о край стола. Сережка подобрал крошки со стола не только перед собой, а захватил и половину сестёр. Висячая лампа освещала только стол. Деревянная кровать, широкая лавка и стены с рамками фотографий прятались в темноте. Угадывались полати, русская печка и окна, прикрытые короткими белыми шторами. Строго с иконы смотрела на них богородица. Мать отстояла икону перед сыном-комсомольцем. Говорила, что этой иконой матушка благословила её на брак, так неужели она её выкинет? Отец с Мишкой угрюмо усмехались, но сильно не спорили.
Громко тёрлась о стул серая пушистая кошка Мурка, выпрашивая свою долю еды. Мария отодвинула её ногой.
– Иди мышей да крыс лови. Грызунов развелось, откуда бы появились они. Я уж хлеб от них в кадушку прячу, да сверху гнёт кладу.
– Я наелась, – Елена первая выскочила из-за стола, прошла на кухню и тихонько плеснула Мурке немного молока из миски. Черепушкой для кошки служило небольшое углубление в полу. Туда наливали молока, оно не мешалось, не терялось, а когда мыли пол, мыли за одним и кошкину «посуду». Крысы такие большие, а кошку с начала войны не кормят, где же ей справиться с ними. Девочка наклонилась и погладила Мурку, потрепала её похудевший загривок. Уставшие, они быстро заснули. Серёжка придвинулся к самой стене, близнецы обнялись, их светлые головки белели в темноте. Мишка убрался на печь, а мать прикорнула на кровати. За окном по-прежнему шуршал дождик, когда усталое семейство затихло тревожным сном.
Утром, едва проснувшись, ещё не открыв глаза, Лена любила слушать звуки деревни. Хозяйки спешили к колодцу, взлаивали собаки, горланили петухи. Летом мимо их дома шествовало стадо коров. Медленно, подгоняемые от каждого двора хозяйкой, они сгруживались, направляясь в поскотину. Звон их колоколов будил заспавшийся хозяек, потом окончательно стихал, теряясь в пределах поскотины. С одного, а то и с двух концов деревни, с середины доносился весёлый перестук молотка. Так мужики отбивали литовки, собираясь на косьбу. Их весёлый перестук заглушал стук железа о лемех, весящий на середине деревни. Он звучал долго и протяжно, созывая колхозников на работу. Тогда родители спешили доделать домашние дела. Мать наказывала Лене присмотреть за малышами. Братьев родители старались занять личным покосом. Хотя Мишке нравилось работать в колхозе, косить там траву на косилке. Смотреть, как травы послушно валятся под острыми зубьями стрекочущей косилки, как осыпается и плывёт по воздуху желтеющая пыльца. Бабы выкашивали узкие места и обкашивали кусты. Лена собирала с сёстрами грибы и ягоды, ломала веники, полола в огороде, не упускала возможность нарвать душицу, зверобой и мяту. Зимой их полезно заварить, спасаясь от простуды. Череда неотложных дел проходила весело. Это было год назад, ещё до войны. Сегодня за окном тихо падали крупные снежинки. Они плавали в воздухе, медленно склоняясь к земле. Лена раздёрнула шторы и заметила, как вместе со снежинками слетали на землю последние пожелтевшие листья берёзы. К дереву была прислонена широкая скамейка, где они часто собирались по вечерам. Бывало, что засиживались до позднего вечера, когда уже цикады начинали свой стрёкот в траве, а над озером сгущался туман. В сгущающейся темноте терялись соседние дома Ваулиных и Дерман, терялся скрипучий колодец с высоким «журавлём». Перед домом их Тобик, маленькая белая собачонка, весело подпрыгивал, ловил крупные снежинки. Мать ему вынесла только одну корочку, самим нечего есть. Хотя сегодня Лену поразил вкусный запах, исходящий от стола. Так вкусно у них в избе не пахло с начала войны. Из кухни выглянула мать, обтирая на ходу руки о фартук, она позвала детей к столу.
