© Алексей Доброхотов, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Красный луч пробил черную пелену и глазам открылась картина внешнего мира. Рельсы. Шпалы. Насыпь. Щебенка. Канава. Столбы. Растяжки. Провода. Ели. Серое небо.
В голове гулко, пусто. Ни желаний, ни чувств, ни мыслей. Только осознание присутствия на холодной земле и отстраненное созерцание предметов окружающего мира.
Семафор щелкнул. Красный свет потух. Включился зеленый, круглый. В голове что-то тронулось и пошло начало отсчета. Словно двинулось вперед время. Подхваченный ветром клочок смятой бумаги вылетел из-за железнодорожной насыпи, прошуршал вдоль полотна и нырнул прямо в канаву. Все ожило. Качнулась трава, запели в ельнике птицы, скользнули по небу облака. Звонко откликнулась кукушка в глубине леса. Мохнатый шмель шлепнулся в просвет между шпалами.
Он ощутил как опирается спиной на что-то твердое. Ноги вытянулись на коричневом щебне. На них мятые черные брюки, пыльные ботинки. Впереди струны электрических проводов рассекают надвое небо. Густой ельник мохнатыми верхушками накалывает низкие облака. Откинутые назад руки нащупали пальцами шершавые камни. Сжали, медленно втянули в зону обзора. Слева и справа. Один – побольше, другой – поменьше. Оба грязно-желтые, угловатые. Он знал, что это, но не понимал, зачем они здесь. Он знал все окружающие вещи, но не находил им смысла, как не мог осознать себя в плотном их окружении.
«Где я?..» – родилась первая мысль. Не звонким криком новорожденного, тихим шепотом притупленного сознания, она выдавилась из глубины темного безвременья газовым пузырем на черную вязкую поверхность мозга и хлюпнула, столкнув с места колючими брызгами первые частицы замершего мышления.
«Кто я?..» – последовала вторая.
Он почувствовал, как ровно бьется в груди сердце. Как прохладный воздух наполняет легкие. Он слышал пение птиц, призывы далекой кукушки. Деловитый шмель выбрался из-за шпалы и гулко пролетел мимо. Но ничто не волновало его. Не трогало и не беспокоило. Он смотрел и не понимал, как к этому относиться.
Он разжал пальцы и камни выпали вниз, скользнув по бедрам и моментально слившись с таким же порыжевшим от грязи щебнем. Их падение причинило ногам боль. Шевельнув ими, он понял, что сидит на земле, опираясь спиной на нечто твердое. Обернулся назад и увидел уходящий в небо круглый бетонный столб с такими же как и на остальных растяжками и проводами.
Он встал. Картина мира моментально изменилась. Небо стало ближе. Ели сделались короче. Железнодорожное полотно вытянулось вперед, изогнулось двойной блестящей дугой и врезалось прямо в лес. Вместе с ним ушли куда-то за деревья провода, столбы, насыпь, канава. Только теперь их стало две. Одна – слева, другая – справа.
«Куда это они делись?» – заинтересовался он и совершил первый шаг.
Он двигался легко и привычно. Ноги шли как-то сами собой, словно подвешенные на шарнирах и управляемые посторонним. Ботинки уверенно ступали по каменной насыпи. Руки бессмысленно болтались вдоль туловища. Применения им никак не находилось. Глаза вбирали в себя очертания все новых предметов. Они казались ему знакомыми, но он никак не мог понять откуда он их знает.
Вот он уже миновал семафор. Позади остался второй столб. Впереди их еще много. Как шпал под ногами. Как елей в манящей глубине леса.
Для чего этот путь? Куда он ведет? Что будет там, за поворотом?
Две блестящие рельсы с обеих сторон гнали его вперед, как легкую вагонетку. Между ними идти оказалось легко и просто. Сзади послышался какой-то гул. Он нарастал и приближался. Но в голове не образовалось никакой мысли по этому поводу. Гораздо больше увлекало движение вперед. Само по себе. Простое, не вызывающее никаких чувств и вопросов. Он шел, а накатывающий гул неожиданно перерос в раздирающий небо крик. Оглушительный и страшный. Прижимающий к самой земле, куда он и склонился, закрыв уши руками.
Потом наступила ночь и тишина.
Колька, он же Треха – деревенский пьяница.
Клава – жена его.
Сашка – сын его.
Степаныч – старик самогонщик.
Баба Дуня – жена его.
Васька – сосед Кольки.
Светлана – жена его.
Тукин, он же Михалыч, – бригадир.
Макарыч – агроном.
Отец Михаил – деревенский священник.
Баба Зоя – богомольная старушка.
Нина – медицинская сестра профилактория.
Филипыч – сельский фельдшер
Хохин – генеральный директор.
Леонид Иванович Скрючников – главный врач профилактория.
Виктор Иванович Мухин – лейтенант с РЛС.
Михеич — ночной сторож.
Геннадий Петрович – начальник 6 отдела.
Семён Иванович – помощник начальника 6 отдела.
Саша Головин – пропавший офицер.
Паша Охрипенко — пропавший офицер.
Лобов – лейтенант, командир второго взвода спецназа.
Майор Глумов – командир части РЛС.
Гусякин — прапорщик, комендант офицерского общежития.
Сержант Цыбуля – почти дембель.
Скрумы, Грумы и жители деревни Урумы.
Один генерал – начальник военного училища.
Третий день стояла невыносимая жара. По свидетельству сторожил явление для этого времени года необычное, загадочное. Не то проявился парниковый эффект, столь долго предрекаемый обывателю средствами массовой информации, не то Земле, наконец, надоело вертеться в одном и том же положении и она, потянувшись, подставила Солнцу примороженные за многие века местечки, не то некто неведомый решил в очередной раз испытать на прочность разомлевших от благополучия землян. По той или по иной причине всколыхнулось неожиданно состояние природы, и выходить из дома особенно в полдень совершенно не хотелось. Мухи изжаривались на лету. Черными хлопьями сажи кружились по комнате как внутри разогретой духовки, а вылетев на улицу, шлепались обугленными тушками на расплавленный асфальт.
Он лежал на кровати возле распахнутого настежь окна и с надеждой смотрел в бездонное синее небо. Раскаленный воздух запечатался в маленькой душной комнатенке и ни за что не хотел двигаться с места. Полное безветрие превратило барак офицерского общежития в одну большую финскую сауну. Пот скатывался ручьями по телу, и даже лейтенантские погоны на сброшенной гимнастерке казались от него мокрыми.
Уже второе ведро воды размазалось по коже вафельным полотенцем, а спасение все не приходило. Страницы книги липли к пальцам. Строчки размывались в одно большое чернильное пятно. Мысли плавились. Мозги вскипали. Время медленно стекало с круглого циферблата густой, сладкой медовой каплей.
До выхода на улицу оставалось часа три.
Отбросив в сторону непробиваемый томик научного содержания, он скинул с себя последнее из того, что оставалось на теле и, раскинув широко руки, упал на теплое одеяло лицом вниз. В сознании осталось последнее, единственное желание влезть по самые уши в холодную воду и забыться. Но общественный душ не работал по причине планового ремонта котельной, а на болотистую речушку идти поздно. Пока протопаешь километр туда по знойной, пыльной дороге, пока вернешься обратно, от былого удовлетворения и следа не останется. Вот если бы дернуть на машине… Но на ней уже уехали все свободные от несения службы. Все, кроме него. Собрались с утра пораньше и улетели, как стая крикливого воронья. А он, белый, остался, как брошенный велосипед коменданта с проколотой задней шиной.
