Ледяная вода обжигала кожу. Она была везде. Давила на грудь, заливала глаза, щупальцами невиданного чудовища опутывала все тело. Легкие горели огнем. Кричать не получалось. Сердце колотилось, как безумное. Было страшно. Я билась, точно птица, попавшая в силки, но никак не могла выпутаться. Выплыть. Разорвать эти невидимые, но прочные путы. Воздуха отчаянно не хватало, ноги налились свинцом, пожар в груди все нарастал, несмотря на окружающую ледяную воду.
Я тонула. Тело онемело. В ушах шумело. Перед глазами повисла темная пелена, и даже шум в ушах становился все тише… Лишь только жар в груди нарастал. Я проваливалась в забытье. Почти уже потеряла сознание, а невидимое пламя набирало силы, оно становилось все сильнее. Горела уже не только грудь, но и кожа. И даже ледяная вода не была способна погасить этот пожар.
А потом…
В какой-то миг, уже почти отключившись, я вдруг увидела ее. Женщину. Молодую, красивую, с темными длинными волосами, мягкими волнами окутывающими ее плечи. Ее глаза были наполнены надеждой и отчаянием одновременно. И я зацепилась за это видение, ухватилась взглядом, в отчаянной попытке продлить агонию и отстрочить неминуемую кончину.
Она плакала. И протягивала ко мне руки. Ее губы шевелились, точно бы она что-то говорила, но слов разобрать у меня не получалось. Я знала ее, в той, другой жизни, точно знала, только сейчас никак не могла вспомнить. За ее плечом темным силуэтом застыл мужчина. Он не был красив, в прямом понимании этого слова. Я точно встречала мужчин, куда более привлекательных внешне, но… От этого мужчины веяло силой. И надежностью. Он смотрел на меня без жалости или недовольства. Прямо. И только в глубине карих глаз, нет-нет, да и мелькало беспокойство.
А жар в груди становился сильнее. Мое тело, скованное до этого ледяным холодом, вдруг раскалилось. Огонь сжигал меня изнутри, растекался по коже…
Я сконцентрировалась на женщине, что смотрела на меня с мольбой во взгляде. Она по-прежнему протягивала в мою сторону руки, ее губы шевелились, будто бы она уговаривала меня постараться, сделать еще один рывок и еще…
И я пыталась. Рвалась из последних сил, с каждым таким рывком понимая, что следующий если и будет, то куда слабее. Бессилие. Оно злило. Заставляло биться, сражаться за каждое мгновение, а взгляд, наполненных мольбой голубых глаз, подталкивал повторять и повторять попытки.
Яркий свет вспыхнул, ослепляя. Вода вокруг закипела, забурлила…
Еще один рывок…
Я с криком подскочила, не понимая, где нахожусь. Размахивая руками, точно бы стремясь оттолкнуть от себя невидимую угрозу. Кричала, захлебываясь, что этим криком, что слезами…
И лишь спустя несколько томительно долгих мгновений, опознала собственную спальню, погруженную в ночную тьму. Ночник я выключила перед тем, как легла спать, послушавшись в кои-то веки дока Ариста, утверждавшего, что нет ничего хуже, чем потакать собственным страхам. Вот и я решила, не потакать…
Со стоном, потерла лицо руками, отбрасывая со лба влажные волосы. От пота они намокли и неприятно липли к коже. Одеяло лежало на полу, а простыня подо мной была скомкана.
Мотнув головой, резко выдохнула и откинулась назад, на подушку. Полежала несколько мгновений и снова села.
Наученная горьким опытом, я уже знала, что не усну больше в эту ночь. Посидев на разоренной кровати, обхватив колени руками, жалея себя и кляня за то, что в очередной раз поддалась уговорам дока, я спустила ноги с кровати. Протянула руку и щелкнула кнопкой, зажигая ночник. Слабый желтоватый свет не слишком сильно разогнал ночную тьму, но стало намного уютнее, и я больше не рисковала свернуть себе шею, натолкнувшись в темноте на мебель.
Шоркая босыми ногами по холодному полу, я прошла в кухню и уже здесь зажгла верхний свет. Вздохнула, огляделась.
Закуток, который в этой квартире мог носить гордое название кухни, вмещал в себя лишь газовую плиту, мойку, небольшой холодильник и табуретку. Стол мне заменял широкий подоконник.
Приблизившись к мойке, я схватила с бортика стакан и открыла кран. Наполнив стакан ледяной водой, стала жадно пить. Зубы сводило, горло перехватывало, но жажда была сильнее. Один стакан и второй. На третьем я сдалась и, подставив под струю воды старый, помятый с одного бока чайник, решила побаловать себя кофе. Стоило бы, конечно, приготовить на завтрак что-нибудь поприличнее, но… настроения не было. Да и аппетита, если честно, тоже. И пусть док Арист постоянно повторяет, что для нормального существования мне требуется хорошо питаться, на деле все выходило так себе. Готовить я не умела, да и не любила, предпочитая перехватывать на бегу бутербродом. Да у меня и холодильник то был пуст, там даже мыши поживиться было нечем. На самом деле, я бы давно избавилась от этой гудящей, как реактивный двигатель, машины, если бы квартирная хозяйка не была к ней нежно привязана. Вот честно, когда старая карга показывала мне эту конуру, – громко именующуюся апартаментами! – она минут пять расхваливала мне именно холодильник. Старый, обшарпанный со всех сторон, гудящий так, словно вот-вот собирается на взлет – он был ей несказанно дорог.
Быстрый взгляд на циферблат старых часов подсказал мне, что сейчас всего лишь половина пятого утра. Захотелось выругаться. Я могла бы спать еще полтора часа. Целых полтора часа сна!
Кошмар снова лишил меня отдыха. В очередной раз. Какой по счету за последние два года? Сотый? Тысячный? Кажется, с тех пор, как я пришла в себя на узкой койке в госпитале, не прошло ни одной ночи, когда бы я не вскакивала в холодном поту. Мои сны были яркими, живыми, настоящими. Док утверждал, что через эти кошмары, мое подсознание пытается воззвать к памяти и заставить ее пробудиться. Иногда я страшусь этого и надеюсь, что память никогда не вернется, иногда же, надеюсь, что когда-нибудь, я все же вспомню, что со мной случилось, кто я, откуда, есть ли у меня семья и кто та пара, которая часто является мне во сне.
Женщина. Красивая, одухотворенная, вся словно сотканная из солнечного света. Ее глаза, наполненные любовью… иногда мне кажется, что это я, благо сходство очевидно. Док же утверждает, что это все игры подсознания. Что это я сама придаю кому-то из снов собственные черты. Правда, он не может доходчиво объяснить, для каких целей это нужно моему внутреннему «я». Вернее, не так. Он объясняет. Долго, терпеливо, даже понятно, но… каждый раз, когда я пытаюсь примерить на себя все те умные слова, который он произносит, натыкаюсь на глухую каменную стену, выстроенную моим собственным подсознанием.
– Не спеши, Джейн, – мягким, вкрадчивым голосом говорит в таких случаях док. – Ты слишком торопишься, и эта спешка не доведет до добра. Всему свое время. И твоя память вернется.
