1. Глава 1. Демьян Одинцов
— Демьян! Ты опоздаешь! – кричит мама, а я делаю вид, что не слышу. Наушники, футбол на телеке. Всё, только чтобы опоздать и не везти замухрышку в школу.
Жалкая попытка. С мамой такой номер не проходит.
Она подходит, срывает наушники, бросая их в угол дивана. Вручает мой же рюкзак и свеже отглаженную рубашку. У нас домработница, но мама любит гладить всё сама. Говорит, хоть немного своей души вложить хочет. Не без странностей в общем, но крутая.
— Мам, давай ты мне подарок к окончанию школы сделаешь и освободишь от обязанности возить Чебрец в школу. Милена бесится и не даёт.
Тут же мне по затылку прилетает.
— Не надо матери про свои сексуальные подвиги рассказывать, пожалуйста. А ты своей девушке ещё не сказал, что в Европу улетаешь учиться после выпускного?
— Скажу. Она, может, потом сама ко мне прилетит.
— Если не бросит лжеца такого.
— Она бросит, если продолжу Асю возить в школу.
— Это уж, будь добр, выполняй, девочке не на чем добираться, а тебе всё равно в ту сторону.
— Засада…
— Давай, шагай, а то Милена твоя без твоей любви засохнет как кактус…
— Кактусы же не… — я сощуриваю взгляд, понимая, о чём именно мама говорит. Милена ветряная, любит пофлиртовать, в общем матери не сильно нравится.
Ладно, немного осталось, и буду жить так, как мне нравится, и возить в машине своей только тех, кто нравится.
— Не смотри на меня так. Давай уже переживём этот месяц, и будешь свободен, как Добби.
— Добби был эльфом, а я, блядь, таксист, — новый удар по затылку.
— Не ругайся при матери. Осталось немного, и больше ты её не увидишь, раз так ненавидишь.
— Скорее бы, — натягиваю рубашку, рюкзак в руку беру. Наклоняюсь для привычного поцелуя в щёку, только потом шурую из дома. В гараж, где мой зверь стоит. Провожу рукой по гладкой поверхности. Скоро, скоро мы с моим зверюгой отправимся в большое плавание под названием взрослая жизнь.
Сажусь за руль, чувствуя, как вибрирует всё от рева мотора.
Выезжаю с территории дома, чтобы наконец рвануть вперёд и поднять пыль просёлочной дороги именно там, где стоит Чебрец.
Этого можно и не делать, но так забавно наблюдать, как Ася закашливается, разгоняя вокруг себя пыль как мух.
Каждый раз надеюсь, что хоть что-то может её заставить обидеться и не сесть в мою машину. И каждый раз она, сука, меня разочаровывает. Я раньше думал, что её мама жаждет нас поженить. Но я быстро понял, что это не так.
Внешний вид. Девочек, которых хотят отдать замуж, одевают в красивые платья, в красивые туфельки, на голове делают воздушную прическу. А Ася… Бля, её даже зовут как отбеливатель.
Сегодня на ней дебильные джинсы клёш, которые вышли из моды лет пятьдесят назад, убогий свитер в клеточку под горло, буро-розового цвета. Волосы уложены в привычную кичку, которую она не расплетает даже на физкультуре.
Она в принципе ничего так, с пивом потянет, но, блядь, какая она замороженная! Словно статуя неживая. Я её голос за все эти годы перевозок слышал от силы несколько раз.
Она подходит к машине, дёргает ручку, а она не поддаётся. Дёргает сильнее, смотря прямо перед собой. А я усмехаюсь, наслаждаясь паникой в её глазищах. Ну, хоть какие-то эмоции от статуи. Неожиданно для меня она вдруг отходит от машины. Всё дальше и дальше. Я нажимаю кнопку и жду, что она вернётся. Она всегда возвращается. Но не сегодня… Охренеть, чё.
Обычно она просто молча и сопя залезает в машину, а сегодня отходит и идёт вперёд по дороге, поднимая пыль своими потёртыми кроссовками.
Забавно даже. Снег должен пойти? Отжимаю педаль тормоза, и машина сама катится за этой гордячкой. Я опускаю стекло, смотря на её острый нос в профиле. Крылья раздуваются, а взгляд пустой. Ледышка чёртова.
— Что, Снегурка? Ты сегодня ожила? В машину садись, времени мало.
— Сама доберусь.
— Ага, а потом маме объясняй, почему тебя маньяк расчленил. Скажут, ещё я виноват.
— Да ты только рад будешь, — тут даже стыдно немного. Я, конечно, любовью к ней не пылаю, но и смерти не желаю. Просто мы вращаемся в параллельных вселенных и пересекаться не должны, но эта поездка в школу всё портит.
— Я и не отрицаю. Садись давай.
— Не хочу.
— Я что, думаешь, разговаривать с тобой буду долго, — выворачиваю руль, преграждая путь. Выпрыгиваю из машины. Она делает несколько прыжковых шагов в сторону, но я легко нагоняю тощую тушку и отрываю за тонкую талию от земли.
— Дебил! Отпусти меня! Я теть Свете всё расскажу! Не трогай меня! — орёт в ухо, пока несу в машину, закидываю на заднее сидение и дверью хлопаю. Удивительно, какой у неё бесявый голос, оказывается. – Придурошный!
— От придурошной слышу. Над тобой вся школа ржёт, в курсе?
Я даже оборачиваюсь, посмотреть на ту, чей голос так резко прорезался. За всю школу не могла и двух слов связать, а теперь что… Пялюсь на её профиль. Никогда особо и не приглядывался, просто видел, что бледная. Теперь так близко можно рассмотреть, что на её белой коже даже пор не видно, словно чистое полотно, на котором два розовых пятна. Блядь, даже интересно, она везде такая белая? Соски тоже? Попросить посмотреть?
— А мне плевать! Я в отличие от тебя не завишу от мнения толпы, и мне не надо быть во всем лучшей. Чтобы что-то там всем доказать.
— Ох, ебать! Чебрец! Королева! То есть ты никогда не хотела платья красивые носить, туфельки, может, даже косы свои расплести? Ты же нормальная девчонка, а ведёшь себя так, словно тебе пятьдесят, и ты старая дева.
— А ты так, словно тебе пять, и игрушки у тебя должны быть самыми лучшими. Мы такие, какие есть, и другими не станем, что бы с нами не произошло. Так что отвернись и веди машину.
Она забирается в самый угол, так чтобы даже в зеркало заднего вида на неё посмотреть не мог. Впрочем, и смотреть там не на что. Бледная моль. Такую трахать только под дулом пистолета.
Путь в школу занимает обычно двадцать минут, если пробок нет с области.
Двадцать минут в полной, давящей на мозг тишине. И в запахе Чебреца. От неё всегда должно пахнуть навозом и скотиной, но вместо этого я всегда ощущаю чёртовы запахи свежескошенного сена и хлеба, словно она с утра сама его печёт.
Их семья держит ферму. Весьма крупную для этих мест. Все у них берут и молоко, и яйца, и мясо. Мы ведь даже дружили. Я кучу времени у них на ферме проводил. Она учила меня полоть, вскапывать землю, собирать ягоды. Я ещё тогда только приехал в эти места, и мама считала, что меня нужно к труду приучать. Всё кончилось, когда мы в школу пошли. Не помню, почему. Просто стал приезжать на ферму, а она вместо улыбок стала со мной холодной как ледышка. А вместо помощи начала командовать. А однажды меня вообще перестали туда возить.
Над ней вся школа ржёт, а она даже не пытается исправить положение. Никогда не пыталась. Словно её всё устраивало. Но это же чушь? Ни один подросток не хочет подвергаться насмешкам. Ни один...
