ВЫРОДОК – тот, кто обладает врожденными свойствами, резко выделяющими его среди окружающих (Современный толковый словарь русского языка Ефремовой)
ПРОЛОГ
«Погибель-название многолетней войны, которую вёл Властитель на северных землях Обители. Поводом стали набеги неизвестных племён на приграничные поселения государства. Редкие поначалу, они стали принимать массовый характер, а воинов противника и люд, примыкавший к ним, в народе стали называть « гиблыми». Война длилась около пяти лет, и закончилась полным разгромом армий врага…», – юноша ещё раз прочитал строчки летописи и поймал себя на мысли, что потихонечку тупеет. В читальне замка было тихо, лишь потрескивали дрова в очаге, да время от времени, откуда– то доносились приглушённые взрывы хохота. Шла возвратная седмица, в замке вовсю готовились к торжествам, а он сидел и зубрил урок, которым достопочтенный наставник Абут озадачил своего не слишком прилежного ученика.
– Стыдно, дгужочек мой, до такой степени не знать теогии, – передразнил юноша отсутствующего наставника. – Ты должен уметь поддегжать беседу с любым из пгисутствующих на тогжественных пгиёмах…Ага, как же, все эти расфуфыры только и будут ждать момента, чтобы выскочить прямо перед носом и огорошить вопросом о событиях почти трёхлетней давности. И что им рассказывать? Что Погибель сделала его сиротой? Или про то, как тётка тащила их с братом лесными тропами, хоронясь от эльфийских застав? Так им на это наплевать. Никто и слушать не будет, расфуфырам это неинтересно, им гораздо занятнее перемалывать сплетни, которыми всегда полон двор Властителя.
Он так и заявил наставнику, отчего и сидел теперь в читальне, заучивая наизусть «Краткую толковальную летопись». Десять страниц…целых десять страниц, написанного убористым почерком текста,… да ещё и сотворение героики – хвалительного сочинения о деяниях знатной особы, желательно из семьи государя. Вспомнив об этом, юноша расстроился окончательно и даже подозрительно хлюпнул носом, но сумел побороть минутную слабость. Душу немного грело, лишь воспоминание о сборах наставника в дорогу. На все праздники тот укатил к своей невесте, страшно волновался – даже картавил больше обычного и, как должное, принял предложение ученика оказать любимому наставнику посильную помощь.…Если бы Абут вспомнил, что значительную часть своих лет воспитанник провёл на реке, он бы более насторожено отнёсся к неожиданной подмоге. Юноша хохотнул.… Ну, казалось бы, чем грозит пергаментный лист, в который наставник бережно заворачивал знатный ломоть копчёного бельского пая – речной промысловой рыбы, чьё мясо высоко ценилось среди гурманов? Ну не подсказал ученик учителю, что пай не терпит пергамента и сохранить его можно только в хорошо промасленной ткани. В любой другой упаковке, рыба начинала «плыть», превращаясь в желеобразное дурно пахнущее месиво. Невеста Абута отродясь, поди, не видела такой тухлятинки,…мальчик опять прыснул. Но взгляд, брошенный на кипу книг, снова привёл его в уныние. Судя по нудному толкованию летописей и восторженным речам наставника, всем этим властителям, их наследникам и куче родни приписывали множество всевозможных подвигов и судьбоносных государственных решений. Выбор был велик, желания писать не было!
Наказанный подошёл к стрельчатому окну, из которого в комнату падал рассеянный свет зимнего дня. По двору сновали слуги, занятые повседневными делами, у кухни с телег разгружали бочонки с хмельным, несколько стражей устроили шуточное побоище, пугая взвизгивающих служанок – всё было как обычно, и вместе с тем в воздухе ощущалась непередаваемая атмосфера грядущего торжества. Даже видневшиеся из окна городские башенки, украсили свои шпили вяло полощущимися разноцветными флагами. Тоска возникла откуда-то изнутри и, прислонившись лбом к стеклу, юноша стал пальцем выводить на окне бессмысленные узоры. Загрохотала решётка у въездных ворот, прибывший всадник, стал разъясняться с замковой охраной. Всё это повторялось изо дня в день, все знали, чем им заняться, и никому не было дела до одинокого воспитанника занудного Абута. А как бы хотелось спуститься во двор, вдруг этот всадник привёз весточку от друзей из Абелина, южного города, ставшего для юноши родным…
Наконец старший из стражей махнул рукой, а другие, привычно закрутили ворот, опять закрывая проезд. Верховой тронулся было в направлении замковых казарм, но неожиданно поднял голову, посмотрел прямо в окно читальни и приветственно взмахнул рукой. Вдавив лицо в стрельчатый переплёт, унимая бешеный стук сердца в груди, юноша замахал в ответ и даже что-то радостно крикнул. Отскочив на середину комнаты, он огляделся по сторонам, схватил стопку тяжёлых томов и, напрягая все силы, подкинул их в воздух. Вылетевшие из книг листы, закружились вокруг него, падая на пол и перепутываясь между собой. Что бы восстановить порядок страниц потребовался бы не один день кропотливого труда, но юноше было всё равно. Сейчас он выскочит из читальни и со всех ног побежит навстречу приехавшему, что бы прижавшись к груди опять услышать сказанное тепло и с любовью: – Знаешь ведь, терпеть не могу зарёванных зазывал…. Его взгляд на мгновение остановился на чистых свитках и тонком писале, выданных ему наставником…
–Хорошо Абут. Ты просишь сотворить героику… – он ещё раз глянул в сторону окна и улыбнулся. – Героика будет написана …и клянусь самым дорогим, что есть у меня, ты горько пожалеешь, если она тебе не понравится!
Рванув на себя тяжёлую дверь, юноша буквально выпрыгнул из читальни и стук его каблуков, уже через минуту, затерялся в широких замковых галереях.
ЗАВОДЬ
Откуда она взялась, с какой стороны Обители ее принесло к мощным стенам Абелина, в городе никто не знал. Да и выяснять никому бы в голову не пришло – Абелин был своеобразными воротами страны, пути из которых, лежали во все изведанные земли. Поторговавшись с разнеженными и слегка хмельными стражами у городских ворот, пришлая заплатила полтолля вместо положенной малой толики и этой взяткой отвела глаза охранников, как от себя, так и от своих пожитков. Смешавшись с галдящей толпой, она, нигде не останавливаясь, прошла через извилистые улочки предместья, затем вдоль длиннющего каменного забора, скрывающего за собой дома Мастеровой доли. Постепенно её спутники разбредались по своим делам, приведшим их в город, но путешественницу это как будто вполне устраивало. Мало того, она даже приотстала от вереницы гружёных повозок, за которой шла всё это время и свернула на узкую улочку, огибавшую открывавшееся впереди шумное торговище. Перейдя через несколько горбатых мостов и мостиков, перекинутых через когда-то вырытые оттоки и каналы, она долго петляла по извилистым проулкам, пока не вышла к тенистым аллеям Главной Доли. Но и здесь путница задерживаться не пожелала. Её не заставили остановиться ни вид исполинской башни вильета Абелина, ни затейливые фонтаны на Соборном спуске, который вёл к роскошным дворцам Верхних – фаворитов и советчиков градоправителя. И, тем не менее, невольно ей в глаза бросалось то, что город выставлял напоказ, а порой и сокрытое от любопытных взглядов – славный Абелин представал перед путешественниками таким, каким его хотели видеть. Величавые дома, украшенные искусным орнаментом, неохватные взглядом крикливые и разноцветные торговища, соседствовали с кучами мусора и стайками чумазой ребятни, одетых в немыслимые лохмотья. Некоторые из них порой бежали за пришлой, клянча нехитрую подачку, встречные исподтишка поглядывали ей вслед, но она не обращала внимания на попрошаек и любопытных. Запыленная накидка с глубоким наголовником, не позволяла рассмотреть её внешность, а усталый мул, тащивший повозку с пожитками, был обычной принадлежностью странствующих по дорогам Обители.
