Он открыл глаза. Потом закрыл. Потом опять открыл. Ничего не менялось. Мелькнула мысль, что он ослеп, но он её прогнал. «С чего это вдруг? Просто здесь темно. Кстати, где это здесь? Как я здесь очутился, и кто я вообще такой?» В голове была пугающая пустота. Хотя нет, не совсем. Была ещё боль. Страшная боль во всём теле. И как это он её сразу не заметил? Боль была очень сильной и заполнила собой всё сознание. Он застонал. Звук прозвучал глухо, как будто под водой. Или у него что-то со слухом? Он застонал ещё раз.
Неожиданно, где-то совсем рядом раздалось хихиканье. Сдавленное и довольно мерзкое. Кто-то сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он попытался повернуться в ту сторону, тело пронзила ещё более острая боль, и сознание вновь его покинуло.
В следующий раз он очнулся, когда его куда-то тащили. Он лежал на чём-то мягком, по ощущениям, это были ветки деревьев, и на этих ветках его не очень деликатно волокли по земле. Ноги бились об камни, и каждый удар отзывался вспышкой боли. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, но стон через них всё равно прорвался. В ответ раздалось всё то же хихиканье. На очередной кочке тело опять пронзила боль, и он вновь отключился.
Он ещё несколько раз приходил в себя, каждый раз понимал, что его по-прежнему тащат в темноте, каждый раз, после приступа боли терял сознание. В последний раз он отключился уже надолго. Хотя сам он этого и не знал. Для него время сейчас не существовало. Были только короткие просветления сознания, которые каждый раз заканчивались вспышками боли.
В следующий раз он пришёл в себя через четыре дня. Он лежал на чём-то твёрдом, боль была, но уже довольно приглушённая. Пошевелиться он практически не мог. Что-то мешало. Не мог даже повернуть голову. Казалось, что она привязана. Это было странно, но очень было на то похоже. Он открыл глаза. Прямо над ним, были пята фиолетовой растительности, вроде грибка, фрагментарно покрывающие потолок. Точнее не потолок, а свод пещеры.
Видел он плохо. Всё расплывалось в фиолетовой мути. Иногда удавалось немного сфокусироваться, но ненадолго. В голове происходило приблизительно, то же самое. Мутный туман, из которого он никак не мог выудить информацию. Никакую. Он не понимал ни что происходит, ни вообще, кто он такой. Это было очень страшно.
Мир с каждой минутой, медленно, но верно, становился чётче, в голове прояснялось, и хотя ответов на вопросы не прибавилось, по крайней мере, восприятие вернулось в норму. Он попытался проанализировать, что ему известно.
Результаты были… странные. Он был неизвестно кто, неизвестно где. Лежал в какой-то пещере, или месте, очень на неё похожем. Теперь уже не было сомнений, что он привязан. Очень крепко зафиксирован. Голова, руки, ноги, да и всё тело было опутано верёвками. Ещё он чувствовал какие-то накладки, они были везде: на руках, ногах, груди, шее…
Была тупая и повсеместная боль. Казалось, что болело вообще всё. Но если прислушаться к ощущениям, то это было не так, и при желании можно было разделить боль на зоны. Было очень сухо во рту и хотелось пить. А вот голода не было.
Он попытался вспомнить, что он вообще знает. Этого было не мало. Он очень хорошо представлял себе мир, в котором живёт. Цивилизацию, её устройство, даже новости последних дней, ну или тех, которые ему казались последними, он очень хорошо помнил. Но совершенно не помнил СЕБЯ в этом мире. Ни где он жил, ни чем занимался, ни даже как он выглядит, хотя о наличие зеркал и разнообразных средств записи он, естественно, знал. Единственное, что он мог о себе сказать, так это назвать свою половую принадлежность. Он не сомневался, что он мужчина. И всё!
Ещё смутно помнились последние события. Как он выплывал иногда из тумана, и каждый раз терял сознание от боли. Помнилось, как его тащили. Ветки! Он лежал на ветках! Это запомнилось особенно отчётливо.
С ним что-то произошло, и кажется, кто-то пытается оказать ему помощь. Но не очень квалифицированную. Знает он этого или этих кого-то или нет – тоже было загадкой. Вспомнилось мерзкое хихиканье во время его пробуждений.
Но если ему хотят помочь, то почему он связан? Может это и не помощь никакая, а совсем наоборот? Может он в плену? Может его похитили?
Про то, что люди могут потерять память, он помнил, и с ним случилось как раз это, тут сомнений не было. Но вот в остальном, были одни вопросы и почти никаких ответов.
Внезапно раздались шаркающие шаги. Кто-то приближался. Он скосил глаза в сторону, пытаясь разглядеть. Прямо над ним появилось лицо. Грязное, с немытыми космами старушечье лицо.
– Очнулся? – сказала «старушка», хотя ему вдруг показалось, что не такая уж она и старая, просто запустила себя.
Он не ответил, потому что не нашёлся что сказать. Соглашаться с очевидным было бессмысленно, у него были куда более важные вопросы, но пока он судорожно выбирал самый важный, она схватила его за нижнюю челюсть, резко её оттянула и второй рукой начала запихивать в рот какую-то мякоть.
Он от неожиданности попытался не позволить ей это сделать, но не смог, она крепко и очень сильно держала его, а у него самого, как оказалось, нет ни силы, ни воли чему бы то ни было противиться. Он был совершенно немощен.
– Ишь, кочевряжиться начал, – хихикнула старушка, – было проще, пока был без сознания. Ел, как миленький, и глотал исправно. Ешь! – вдруг грубо сказал она, – я с тобой бороться не буду. Не для того я тебя спасала, чтобы отравить. Ешь, или умри! Будешь сопротивляться, перестану кормить.
Он послушался. Артачиться и впрямь не было смысла. Хотя то, что она пихала ему в рот, было жуткой горечью. Такой дряни он ещё не пробовал, насколько помнил, разумеется. Горло начинало спазмически сжиматься, стараясь не пропустить внутрь столь сомнительную и неприятную пищу.
Увидев, что сопротивляется уже не он сам, а его организм, старушка усмехнулась, и достав откуда-то из-за поля его зрения что-то деревянное, наклонила это над ним, и ему в рот полилась вода. Это оказалась миска из изгиба ствола дерева, очень грубой работы.
Мякоть во рту размокла и стала ещё гаже, но зато ему удалось её проглотить. Желудок тоже не воспринял это с радостью, и начал судорожно сжиматься. Он боялся, что его сейчас вырвет.
– Ничего, привыкнешь, – сказала незнакомка, – другого всё равно ничего нет. Вижу в твоих глазах много вопросов, но сейчас ещё не время. Оклемаешься, тогда поговорим. А нам есть о чём. Ты мне должен.
После этих слов она вышла из поля зрения, и он услышал удаляющиеся шаги. За всё время, он ей так ничего и не сказал, о чём теперь очень сожалел. Но она должна была вернуться. Не просто же так она его кормит, и он начал готовиться к разговору, как только стихли её шаги.
