Егор
Поселок Канчалан. Невысокие сопки видны вдали при хорошей погоде. Множество озер, вьющаяся среди них река Канчалан, мошкара и комары летом, лютый холод зимой. До Магадана почти три тысячи километров, до Анадыря – сто. Зима была на исходе. Шел неторопливый снежок, по сопкам гуляли рассветные облака. По замерзшей реке в сторону поселка направлялись нарты, которые весело, с лаем тащила связка из восьми собак, ведомая тремя лайками. Повозкой управляла женщина. Подъехав к небольшому типовому добротному дому на железных сваях, из которых состоял почти весь поселок, повозка с собаками остановилась, женщина легко соскочила, взяла за один конец завернутой в шкуры поклажи и дернула на себя. Потом поволокла ее по скользкому насту до крыльца, передохнула и втащила в дом.
Сначала она его положила как бревно под радиатор. Уже не надеялась, пошла к главе поселка, пришли люди, думали звонить на большую землю, в Анадырь, чтобы вертолет прислали. Участковый Эрыквын приходил, обыскал его кухлянку, штаны, рубаху, ничего из документов не нашел. Нашел какую-то странную записку «200 метров от березы на юг…» – дальше неразборчиво, написанную карандашом на засаленной пожелтевшей бумаге.
Довольно долго он совсем не подавал признаков жизни. Спустя сутки простонал. Прошло три дня, начал понемногу пить, глотал хлебный мякиш. Пытался мычать что-то.
Когда разговорился немного, говорил всем, что дошел из Отрожного пешком, но ему мало кто верил. Охотник из него никакой, сразу видно. По походке, по манерам – не охотник, городской человек. Нашли его замерзшим в низине, у реки. Раиса Нутеуги нашла. Пять километров его на санках везла. А как нашла? Слышно было – волк завыл. Ну это где-то оленье стадо поблизости или еще что. Рая взяла ружье, топор для мяса, если добычу свежая от волков попадется, санки, собаку и пошла. С тех пор как одна осталась жить, все хозяйство на себе держала: дом, собаки, охота. Муж ее как-то напился по весне, водку в Канчалан с большой земли привезли, пошел к реке и утопился.
Потом, спустя пять дней, когда собрался вокруг него удивленный его выздоровлению народ, он улыбнулся полубеззубым ртом.
– Рая, Рая!
– Да, да. Ты живой! Вот молодец!
– Да, живой. – прохрипел он.
– Откуда ты? Откуда пришел, как попал сюда?
– Из Отрожного шел, с Колымы шел, долго шел.
Он приподнялся на кровати, скрипнули пружины. Оглядел всех дико, проглотил слюну.
– Только вы никому не говорите, что я у вас тут. Слышите, никому. Беда будет, если кто узнает.
– Кто ты такой, человек? – спросил старый Имрын.
– За мной бандиты придут. Всех убьют до кучи. Меня Егор зовут. Егор я и все. Нет у меня фамилии. Забудьте, потерял я ее.
– Ну потерял и потерял, – сказал Имрын, – Жить здесь тебе нельзя. Раиса – честная женщина. Вот когда женишься, – лукаво подмигнул он Раисе, – тогда посмотрим.
Посидели еще, погалдели. Подумав с полчаса, решили его у Акима поселить. Аким – старик, жил одиноко, рыбалил в основном. Держал продуктовую лавку. Там ему помощник был нужен: по хозяйству подсобить, убрать за курами в чулане, свиньи у него были в сараюхе, опять же их накормить.
Весна
Весною снег только на сопках лежит. В апреле тундра звенит от птичьих криков, все цветет. Какими только цветами не балует тундра. Почти все цвета радуги пробиваются из-подо мха.
Егор проснулся, потянулся немного. Был он относительно крепкого телосложения и спал хорошо. Глаза были дикие и сам он казался молодым волчонком, отбившимся от стаи.
Вышел во двор, огляделся. Одет он был в унты, совик, шапку ушанку, теплые ватные штаны. Лицо, обветренное, с красными обмороженными щеками было радостно и беззаботно. Он уже месяц жил у Акима, помогая ему по хозяйству.
Свиньи тянули к нему свои рыльца, когда он по корытам мешал корм, куры радостно кудахтали, старик Аким был доволен и улыбался.
– Хочешь поохотится? Я тебе ружье дам, – сказал Аким, – иди на уток, уток нынче много.
– Спасибо, Аким, я так похожу лучше. Удочка есть? – Наловлю рыбы.
– Вот смотрю я на тебя… Ты на сестру Раину похож, хоть ты и русский вроде. Не пойму. Ты родителей своих помнишь?
– Нет Аким. Я сирота. В детдоме магаданском воспитывался. Потом хорошие люди вон как ты приютили, золото пошел добывать, в артель вступил.
– Мы до тебя волка у Раи дохлого нашли. Раненый пришел умирать. Кто его погрыз – свои или собаки не знаю. Волк старый был, больной. А ты здоровый пришел
– Ты что, старик? При чем тут волк? Я же не волк, – оскалился Егор улыбкой.
– Ты – нет. Но волк этот пятно имел как у тебя. Шерсть у него была выжжена вот здесь, на горле и у тебя на горле родимое пятно. Духи нас предупреждают. Ты еще поживи до осени и уходи пожалуйста. Беда будет, уходи.
– Я уйду, старик, потерпи.
Егор поплелся к реке. Вода искрилась синим небом и брызги, растворявшиеся в воздухе мелким бисером перед камнями, то там, то здесь полыхали радугами весны.
И тут он увидел Раису. Она ловила рыбу выше по течению, с камней. Волосы надувало ей на лицо, когда она обернулась. Глаза сверкнули и спрятались под шатер ее волос. «А она ничего, для жены годится», – подумал Егор.
Жженый
Холодный рассвет замаячил над спящими сопками. На вертолетной площадке в окружении подсобок, на ящиках из-под тушенки сидели двое.
– Жженый, ты место точняк запомнил? Я же тебя падлу найду из-под земли.
– Все как в сейфе, Димон, двести метров от дерева. А дерево только я знаю. Надо на дно залечь на годик хотя бы. Перекантуюсь малек и дам знать.
– Ну смотри, если в Анадырь не приползешь, как обещал…
– Железо. Ты меня знаешь.
– А вообще ты мастак, хорошо придумал со снегоходами. Головастый. В школе, наверное, хорошо учился.
– Ну, чтобы быть головастым, не обязательно в школе хорошо учиться.
– Это да. Ну, я тебя вести больше не буду. Дальше сам давай. А то маршрут по локатору засекут. Снегоход через десять километров сброшу. Перед сопками найдешь. Ну вот, все, наверное. Слушай, а почему тебя Жженым прозвали?
– Да мама шею в детстве обожгла, – сверкнул полубеззубой улыбкой его собеседник.
Через десять минут вертолет с зацепом отчалил по направлению к дальним сопкам за Анадырем. Оставшийся на ящиках Жженый, хлебнув из горла водку, подтянув ватные штаны, под вой начавшейся метели тронулся в путь. Идти десять километров под вой метели – занятие не из приятных, особенно если ветер в лицо. Проще идти задом наперед по прямому участку. Дышать трудно даже через ткань, она тут же покрывается инеем и замерзая под минус пятьдесят, превращается в лед. Пройдешь сто метров и стоишь, отдыхаешь минут пять, потом снова идешь и так далее. Глядишь, к концу дня и осилишь десятку. Ну, если ты тренирован, конечно, и проблем с дыхалкой нет.
