Дорога до кладбища была едва различима. Тропинка, ведущая сквозь кусты и высокую поросль болотных деревьев, укрытая кронами ольхи и ясеня, то и дело петляла. Михаил едва успевал сворачивать, чертыхаясь, когда особенно настойчивые ветки цепляли его за куртку. Вообще-то он не верил в то, что кладбище существует, но ему пришлось довериться старухе, другого выхода не было. Мёртвый младший брат снился ему каждую ночь и звал его. Дошло до того, что Вербловский перестал спать. Он осунулся, похудел, на работе засыпал на ходу. Однажды он упал в ванне, и чуть не расшиб себе голову. Невролог посоветовал обратиться к психотерапевту, психотерапевт – к внутреннему я. В результате Вербловский шёл по лесной дороге, ожидая, когда тропинка уведёт его в чащу или болото, где он потеряется или утонет. Однако через какое-то время тропинка сменилась пологим мягким мхом, деревья расступились, и кое-где Михаил увидел странные монументы. Статуи были разбросаны в хаотическом порядке. К одной такой Вербловский подошёл ближе и похолодел. Он был поражён тем, насколько удивительно правдоподобно неизвестный скульптор изобразил человека, и не просто человека – мумию, сухую, серую, покрытую воскообразной слизью. Мумия склонялась со своего невысокого холма к кусту полевых цветов, растущих прямо подле постамента. Но поразительным было то, а Михаил заметил это не сразу, на скульптурах была одежда, ветхая, почти полностью истлевшая, долгое время согревающая покойника в его последнем путешествии. Вербловский отшатнулся, и некоторое время стоял с широко раскрытыми глазами, глядя на жуткое изваяние. Он не мог пошевелиться и вместе с этим хотел сбежать, только бы не видеть чудовищную фигуру. Нет, это была не статуя и не памятник – это была настоящая мумия. Живой когда-то человек, высушенный и выставленный на надгробие. Какому сумасшедшему мастеру понадобилось делать такое? Кому пришла в голову фантастическая идея похоронить человека под другим трупом? И почему, Господи, почему она до сих пор была цела? Известно, что мумии хранятся только в определённых условиях: кислород действует на них так же, как и на обычных покойников – разлагает их, разрушает.
Только сейчас Вербловский понял, что всё это время он чувствовал сухой горький запах, не гнилостный, как бывает при разложении, а другой, словно горькая смола, скрывающая под собой нечто другое, нечто сладкое и удушливое. Этот запах, несомненно, исходил от статуи. Михаил на мгновение закрыл глаза, представляя, что на самом деле не видел ничего странного: просто лес, и его не в меру разыгравшееся воображение. Однако, снова открыв глаза, Вербловский опять увидел уродливые статуи. «Сколько же их здесь?», – подумал он, холодея. Михаил подошёл к мертвецу, находящемуся рядом с тем, которого он рассматривал ранее. Ветхое платье подсказало ему, что это была женщина. На сгибах локтей и коленей проступали кости. Лицо, почти лишённое мягких тканей, походило на череп. Два передних зуба и клыки вывалились наподобие оскала. «Женщина, ещё одна женщина, – подумал Вербловский. – Сколько их тут? И каждая вряд ли рассчитывала когда-нибудь так выглядеть».
Он нашёл в себе силы сдвинуться с места. Ему нужно было идти дальше, и теперь он понимал, какое сложное дело предстояло ему: найти среди могил одну-единственную. Старуха сказала ему, чтобы он не искал специально, что он должен просто идти туда, куда хотелось, тогда найдёт брата. Что делать дальше, было неясно, но Михаил надеялся, что то самое провидение поможет ему и в этом. «Только не смотри на них… Только не смотри…», – как мантру повторял Вербловский про себя, но вопреки своим уговорам смотрел на мумии. Все они сидели или лежали в разных позах… Множество тел в разной степени иссушенности… Словно скульптуры из прошлого, мертвецы занимали свои места на пьедесталах могил.
Лес кончился, а вместе с ним ушла тень, солнце стояло в зените. Было невыносимо жарко, и запах тлена, шедшего от скульптур, стал невыносимым. Покойников становилось всё больше, а кое-где между могилами оставался едва ли метр. Михаил с трудом пробирался сквозь них, отшатываясь от особенно уродливых. Некоторые из фигур протягивали высохшие руки, словно ожидали, что кто-то пройдёт мимо них и тогда они схватили бы незадачливого путника в свои тиски. Вербловский уклонялся от мёртвых суставов, морщился при виде их лиц. Где-то послышался тихий плач и торопливый отчаянный монолог. Миша замер, вслушиваясь в мужской голос, пытаясь определить, откуда он шёл. По всему выходило, что справа. Пригнувшись, он прищурил глаза. И действительно: чуть поодаль он увидел раскачивающуюся фигуру живого человека. Вербловский осторожно подошёл, стараясь ничем себя не выдать, но человек его в любом случае не заметил бы. Он был слишком занят своим делом. Это был пожилой мужчина. Он сидел на лавке, опираясь на высокую клюку. Его грузное тело сотрясалось от рыданий. Перед ним была высокая могила, а на ней лежал человек, подложив руки под голову. Невидящие глаза мертвеца были устремлены вверх, к небу. Всё в позе покойника говорило о расслабленности. И всё-таки он был мёртв, и тело его давно окоченело. Кожа его высохла и посерела, молодой человек – а по сложению и одежде можно было понять, что когда-то это был здоровый молодой мужчина – превратился в мумию.
