«Я твое сердце»
Елена Соколова
Земля принимала все: ночь и день, зимний холод и летний зной, ураганы и шторма, ветра и бури.
Земля радовалась крупным каплям дождя, бьющим по листьям деревьев и по траве на лугах.
Безропотно залечивала раны после извержений вулканов и радовалась появлению новой травы, на которую начинали приходить прекрасные олени, обживая вновь и вновь возрождающуюся территорию.
Земля не задавала вопросов: «Почему? За что? Зачем?» и однажды стала свидетелем появления человека, с трепетом наблюдая каждый его шаг,
выслушивая бесконечные вопросы: «Почему? За что? Зачем?»
Безропотно несла земля на себе венец творения и его проклятие, в определенный срок, принимая человека в себя.
Она дышала приливами и отливами, кормила поколение за поколением, ожидая, что среди множества рожденных найдется хотя бы один, который сделает то, чего не может сделать она – скажет «прости».
Я твое сердце.
1
Жаркое лето владычествовало над местностью, жители которой большую часть трудового дня занимались тем, что носили из водоемов воду для скота и растений.
Солнце, не стесненное облаками, вот уже много дней вдохновенно рассыпало свои жаркие лучи, под которыми плавился гудрон на крышах домов.
На телевизионных антеннах дремали ласточки, изредка слетая с места для того, чтобы проглотить подлетевших совсем близко мошек.
На лугу за деревней лениво мычали пасущиеся коровы и в поле работал трактор.
Из своего дома вышел Ефим Лукьянович – весьма немолодой человек, которого, однако, нельзя было назвать старым, оценивая статность в осанке и ясный взгляд.
Возраст оставил отпечаток скорее на характере этого человека, которого уважали и любили все в округе. Он мало говорил, вдохновляя примером своей собственной жизни утвердить в каждом желание и стремление к тому, чтобы хранить себя уравновешанным и чистосердечными. Благородным.
По улице бодрым спортивным шагом вышагивал Константин Юрьевич. Его дом, построенный на холме, возвышался над всеми деревенскими постройками. Константин приветливо помахал рукой Ефиму Лукьяновичу, крикнув ему:
– Здорово, сосед!
– Привет! – ответил Ефим низким голосом, исходящим, казалось, из самой глубины сердца, из самой его сущности и проникающим в самую глубину в самую сущность того, к кому он обращал свою фразу, – спортом занимаешься?
– Сердце берегу. Нашел методику, по которой доживу до девяноста лет. Сегодня уже второй раз пробежку выполняю.
– А когда ж первую пробежку успел пробежать?
Константин Юрьевич, ответил в своей обычной торопливой манере, спеша скорее закончить разговор:
– Вся деревня еще спит, а я уже в форме. И у телевизора не сижу, как другие.
Ефим улыбнулся вслед убегающему Константину и развернулся на сто восемьдесят градусов в сторону своего огорода. Нужно жене помочь.
А в просторном дворе под навесом для летней кухни семнадцатилетний сын Ефима Ерофей рассказывал что-то старшей сестре Фаине. Она перебирала ягоды.
Ефим спросил у детей:
– А мама все еще в огороде, наверное? – и, не дождавшись ответа, сам себе ответил, – где ж она может быть? Пойду помогу Анастасие своей.
Шагнул он в сторону огорода, но тут ему прямо под ноги вбежала собака, облепленная репейником, и отскочив в сторону, принялась тереться спиной об угол своей будки, пытаясь освободить шкуру от колючек, которые только еще глубже проникали в шерсть.
– Бедолага, – вздохнула Фаина и звонким голосом обратилась к брату: – Ерофей, помог бы Дине, а? А то я руки не хочу испачкать.
Брат поднялся со скамьи и направился к дому, а Фаина крикнула ему раздраженно:
– Ну, куда же ты пошел? Собаке помоги!
Ерофей спросил отца:
– Охота тебе, папа, в такую жару из дома выходить?
Фаина крикнула:
– Пап, скажи Ерофею, чтобы Дине помог, а то я с ягодами, а он не слушается.
Ерофей молча ушел в дом, жара заставляла быть скупым на слова, а Фаина жаловалась:
– Видишь, папа? Ему говоришь одно, а он делает совсем другое.
Папа не успел ответить, потому что из дома вернулся Ерофей с гребнем в руке. Спустившись с крыльца, подошел к собаке и принялся вычесывать из ее шерсти репейник.
Собака прикрыла от удовольствия глаза. Фаина вздохнула, а отец сказал ей:
– Видишь, дочка, Ерофей то послушал тебя…
– Ну и что? Мелочи все это, – пробурчала Фаина.
– От мелочи этой Ерофей растерялся, ты рассердилась, и я расстроился.
– Пап, ну что ты…
– Не спеши со словами, дочка.
– Из-за мелочи такой ты, папа, – обиделась Фаина.
Ефим и сына наставил:
– А ты, Ерофей, не считай за труд великий объяснить свои планы, а то убегаешь, оставляя других в обиде.
Ерофей вычистил собаку, пристегнул ошейник и за поводок привязал к будке, поднялся на крыльцо, а Фаина испуганно вскрикнула:
– После собаки…
– Я отмою гребень, не переживай.
Скоро Ерофей вернулся из дома во двор и принялся подключать к насосу шланг для поливки огорода.
Через забор увидел он Юлю, дочку Константина Юрьевича.
Юля с ярко-накрашенными губами, в красиво облегающем платье прошла мимо двора, игриво покачивая торсом, остановилась, развернулась лицом к калитке и сказала весело:
– Ерофей, привет!
– Привет, – спокойно ответил Ерофей.
Ефим Лукьянович удивился:
– А почему только Ерофею привет?
– Ну, всем привет! А ты, Фаина, как всегда по хозяйству? – усмехнулась Юля, не скрывая небрежное отношение к засидевшейся в девках, сестре красавца Ерофея.
Фаина обиделась:
– А тебе какое дело?
– Да никакого мне до тебя дела нет. Я за новым журналом на почту иду. Ерофей, не хочешь составить мне компанию? Хоть узнаешь, чем цивилизованные люди живут.
Ерофей насупился.
Юля хмыкнула и небрежной походкой направилась в сторону здания почты.
Ефим покачал головой и снова сделал шаг в сторону огорода, но тут с самого края деревни послышался нарастающий гул, и через несколько минут к воротам двора, разогнав куриц, подъехали на трех мотоциклах приятели сына, что-то выкрикивая.
Когда выключились моторы, стали слышны голоса парней:
– Поехали на карьер!
Ерофей мигом выскочил со двора и уселся на мотоцикл за одним из ребят. Кто-то из них крикнул:
– За Юлькой еще заедем! – и снова загрохотали моторы, поднялась пыль и мотоциклы умчались, сотрясая шумом всю деревню, дразня собак, охрипших от лая.
Напуганные куры долго не могли успокоиться, а петухи, вышагивая из своих укрытий с надменным видом, изображали статность, показывая что ничуть и не испугались никаких мотоциклов.
Ефим Лукьянович отказался от идеи идти в огород и присел под навесом возле дочери. Черные ягоды одна к другой послушно сыпались в чан, приставленный к скамейке. Фаина сдувала с ягод листики и соринки.
Отец прикрыл глаза и вдохнув аромат ягод, сказал:
