Яркое, свежее, новое солнце серебрило волны Черного моря. Совершенно обнаженная девушка вышла из воды. Ее длинные русые с чуть рыжеватым оттенком волосы тяжелыми мокрыми прядями падали до талии.
Она совершено без стеснения шла по берегу к вылизанному волнами плоскому камню, на котором лежал белый сарафан.
Мальчишки прибежавшие на берег встречать восход солнца уставились на нее с нескрываемым любопытством и восторгом.
Девушка медленно взяла махровое в синюю полоску полотенце и стала неспешно вытирать волосы. Потом повернулась к пацанам:
–Ну, что уставились? Девушку голую никогда не видели?
Из всей троицы, тот кто был вероятнее постарше решился ответить:
–Не, так близко не видели.
Девушка рассмеялась звонким смехом, оставаясь до сих пор обнаженной, не спеша одеваться:
– Значит издалека сто раз подсматривали?
Мальчишки совсем оробели и поспешили спрятаться за ближайшие кусты ивы, росшие здесь в изобилии.
Красавица только фыркнула. Она подставляла свое совершенное тело под лучи восходящего солнца, чтобы как следует впитать их в свою нежную, шелковую кожу, будто это был чудесный эликсир красоты.
Волосы подсохли и спутанными волнами вились вокруг тела. Наконец она неохотно и чуть с сожалением надела на себя белый невесомый сарафан, став похожей на греческую богиню. Сарафан не скрывал, а казалось подчеркивал каждый изгиб ее молодого, гибкого и красивого тела. Ткань кое-где все еще прилипала к влажной коже, подчеркивая ее высокую, упругую грудь.
На ком-то эта одежда могла бы выглядеть пошло и несуразно, но эта девушка была настолько естественна и природно красива, что хоть мешок на нее надень, ничем не испортишь.
Босые ноги касались чуть мокрого утреннего песка, перемешанного с осколками ракушек и мелкими камушками.
Девушка еще раз подошла к кромке моря, получая удовольствие от игры с набегающими волнами. Она то убегала от них, то наоборот прыгала навстречу.
Потом нехотя повернула к брегу и как была, босая, шла по пыльной грунтовой дороге по направлению к городскому рынку. Она очень любила ходить босиком и делала это при каждом удобном случае. В маленьком приморском городке Феодосия, таких случаев было предостаточно.
Да и все, жители знали о ее привычке. А приезжие курортники скорее мельком замечали, что она идет без обуви, а потом обалдело смотрели ей вслед.
Янине же было все равно, кто и что о ней подумает. Главное для нее было-она сама и еще, ее дедушка Ваня.
–Янина, привет! -то и дело неслось со всех сторон.-Как водичка на море?
–Отличная! Далеко от моря живешь не знаешь? -передразнила она продавца сухофруктов дядю Фаруха.
–Старый я, видишь ли, как этот урюк, который продаю, зачем мне море?
–А ты в воду войди, посиди там подольше, может твои морщины и разгладятся, дядя Фарух.
–Да, ну тебя насмешница! На вот лучше абрикос съешь.
Янина подбежала, схватила абрикос и легонько поцеловала его в щеку.
–Ну что с ней делать? -Фарух смущенно и довольно улыбался в свои тонкие усы.
Янина шла вдоль прилавков чуть размахивая плетенной корзинкой, куда складывала овощи, болтая с торговцами о том, о сем.
Узкими улочками, через знакомые с детства дворы Янина сократила путь до дома. Дедушка Ваня уже сидел на толстом пеньке-бревне и плел очередную корзину.
Насколько Янина себя помнила дедушка всегда вставал очень рано в одно и тоже время, кормил кур, возился огороде, потом завтракал неизменной яичницей, поджаренной на кусочке свиного сала. Причем сковородка потом убиралась в старый с чуть облупившейся краской стол в комплекте с салом до следящего завтрака.
Сколько Янина не пыталась искоренить эту привычку, дедушка был неумолим.
Янина очень любила своего деда. Он был единственным родным человеком, которого она помнила с детства. Она спрашивала, где ее родители, но дедушка отмахивался и молчал.
В конце концов Янина решила сама все узнать, когда подрастет. И ведь странное дело в доме ни альбомов, ни фотографий вообще не было. И соседи по какой-то причине ничего не знали, либо не помнили.
«Ну не с неба же я упала»-рассуждала Янина. Но пока все ее попытки заканчивались ничем.
Янина обняла дедушку:
–Деда, привет!
–Как будто не виделись год.-беззлобно пробурчал дед Ваня. Но видно было, что он очень любит свою внучку и понимает, что скоро эта птичка улетит из его старого дома. Вон совсем уже взрослая стала. Шестнадцать лет. Да, как быстро бежит время.
Дед плел корзинки из лозы на продажу. Благо дело туристов летом было много, и они охотно покупали их и не большие красивые сундучки. Но этим промыслом явно не прокормишься. Дед получал не большую пенсию. Янина в следующем году заканчивала школу, выпускной, а одеть ее прилично не во что.
Дед призадумался. Лицо его выглядело печальным.
–Деда, ну что ты? -уловила его настроение Янина.
–Да так.
–Знаю я твое так. Ты у меня самый лучший. И поверь, скоро ты будешь жить в царских хоромах, как этот наш Иванчук в двухэтажном доме с окнами на море. И лодка у тебя будет с мотором, как он там зовется? Ямаха кажется?
–Фантазерка! -дед смеялся над ней. Но настроение поднялось.
«Вот бы вечное лето!»-мечтала Янина с наслаждением погружаясь в теплую после жаркого дня воду. Она погладила рукой набегающую мелкую волну и нырнула под воду. Сумерки уже охватывали побережье как прозрачная черная вуаль.
Вдоволь наплававшись, девушка вышла из воды и чуть поежилась, прохладный вечерний ветерок обдувал мокрое тело.
Янина увидела костер. Около огня сидел мужчина на вид лет тридцати, обычный, как все туристы, шатающиеся по побережью с начала сезона.
Янина, ничуть не смущаясь своей наготы присела на бревно, вынесенное когда-то морем, рядом с костром:
–Можно я чуть обсохну у вашего огня?
Вместо ответа у нее спросили:
–А если я скажу нельзя? Ты уйдешь?
Такого приема она не ожидала и чуть разозлилась:
–Все равно останусь.
–А что спрашиваешь?
Странный диалог продолжался:
–Вас не смущает, что я голая?
–Нет, я импотент.
В воздухе повис немой вопрос. Но этот собеседник нравился Янине все больше и больше. Она протянула ему руку:
–Янина. -мужчина пожал ее очень аккуратно.
–Зинаид.
–Господи, какое имя дурацкое! -не сдержалась девчонка.
–Ну скажем, у тебя то не лучше.
Это не много разозлило:
–Много вы понимаете.
Зинаид невозмутимо продолжил, будто не слушая ее:
–Садись лучше к костру поближе. Волосы посуши. -Он кинул ей рубаху-Накинь, ветер прохладный.
Янина не стала спорить. Рубашка была уютной, чуть мягкой, но одновременно шелковистой, немного пахла костром и лавандой.
Говорить расхотелось, они долго молчали. Зинаид иногда подбрасывал дрова, шевеля кострище палкой, и тогда огонь разгорался с новой силой и треском.
Янина нехотя нарушила молчание:
