Заразительный детский смех заливисто разлетелся по внутреннему двору замка, что носил название Сизый Дол. Шестеро мальчишек, старшему из которых едва исполнилось семь лет, будто бы заправские фехтовальщики в самозабвенном порыве рубились на деревянных мечах. Перемазанные в осенней грязи, с порванными кальсонами, все в ссадинах и синяках, они уже битый час без устали играли в свою любимую игру под названием «мятеж Торвина Эмеля». Стук их деревянных орудий разносился по двору, заставляя задремавших ворон с тревогой взмывать в небо с околиц и карнизов. Под ногами шуршала солома, из окон кухни доносился запах тушеной оленины.
Один из мальчишек – худощавый, с голубыми глазами, каштановыми вьющимися волосами до плеч и раскрасневшимися щеками, бился храбро и яростно. На нём были отменные кожаные доспехи с металлическими вставками, позволить которые себе могли лишь дворяне из высшего сословия. Новые сапоги из прекрасно выделанной кабаньей кожи поблёскивали, натёртые жиром. Шестилетний виконт Альвер Эмельгем, наследный граф владетеля Тиринбора Эстора Эмельгема, в тот день был хорош в бою. Он браво уклонялся от атак сверстников, успевая контратаковать по всем правилам хаотичного боя, коим юнца обучал кастелян замка Дит Элторн.
Однако в тот день Альвер был не настолько хорош, чтобы выдержать натиск сразу двух противников. Рослые осанистые мальчуганы, проделав завидные для столь юных воинов кульбиты, свалили виконта с ног, заставив его вскрикнуть от нахлынувшего негодования и податься назад. Деревянный меч отлетел в сторону, а в ягодицах что-то резко кольнуло. До завершения боя оставались считанные мгновения, ведь достаточно было приставить клинок к горлу, а дальше решение зависело от проигравшего – признать поражение и быть пленённым, либо умереть смертью храбрых и выбыть на целый день из всех оставшихся сражений, коих ещё предстояло великое множество. Для человека чести, каким себя считал юный Альвер, было неприемлемо сдаваться, и поэтому он уже решил для себя, что в этом бою он падёт, как настоящий храбрец.
Старый конюх затаил дыхание, глядя, как к виконту Эмельгему сразу с двух сторон подкрадываются недруги, стараясь одержать победу. Всё же ни одному из атакующих не удалось завершить начатое до конца. Совершенно внезапно, когда до готового принять свою участь Альвера оставалось несколько шагов, откуда ни возьмись появился ещё один участник игры. Бледный, худой мальчик в изношенных платьях, с взъерошенными волосами и палкой вместо меча в руках появился в самой гуще развернувшейся баталии. Он оказался перед одним из атакующих и так стремительно принялся колотить его своей палкой, что тот, кто ещё миг назад был в предвкушении победы, бросил оружие и пустился наутек. Покончив с первым, лохматый бросил свой взор на следующего врага, смерив его презрительным взглядом голубых грустных глаз. Преимущество в этой битве было явно не на стороне неведомо откуда взявшегося бледного мальчика, ведь у противника его были хоть и детские, но вполне настоящие доспехи, весьма прилично выпиленный меч и даже небольшой круглый щит. Однако упомянутая экипировка так и не сыграла решающую роль в сражении. Лохматый зарычал, будто бешеный пёс, и бросился на своего врага. Он нанёс три или четыре резких удара, едва парированных ошеломлённым воином, которому приходилось пятиться под натиском. Пятый удар лишил противника оружия, шестой оставил его без щита.
– Сдаюсь! – прокричал безоружный, но слова эти, казалось, не дошли до разъярённого мальчишки с палкой. Он сделал выпад, нанеся удар своему противнику по шее. Не успел тот вскрикнуть от боли, а лохматый уже бил его по ребрам и по рукам с какой-то неистовой яростью.
– Я сдаюсь! – кричал проигравший, прикрываясь настолько, насколько это было возможно. – Сдаюсь!
Альвер Эмельгем, поднявшись на ноги уже вовсю хохотал, глядя как избивают того, кто едва не победил его в битве. Рядом с ним заливался Питие Вольт, сын пастуха, который в сражении выступал на стороне маленького виконта.
– Ну, это уже слишком! – раздался резко приближающийся бас, и хохот тут же стих, ибо Альвер Эмельгем, пускай и был знатного роду, но уважение к старшим, привитое ему отцом, всё же было неотъемлемой частью его характера. Мальчик замолчал, а вместе с ним перестал смеяться и сын пастуха, во всём подражавший своему другу.
К играющим быстрым шагом приблизился барон Турин Эмельгем, дядя Альвера по прозвищу Бык. Он и вправду был похож на быка – крупный, с широкими плечами, пышными чёрными усами, кудрявыми волосами и огромными ручищами. На груди у него красовался фамильный герб дома Эмельгем – три ели на фоне восходящего солнца. Дядя Турин, вероятно, только вернувшийся из поездки, уставший, с запылившимися сапогами и в измятом оливковом камзоле, обратился к лохматому.
– Арвин, прекрати!
Однако мальчишка как будто не слышал приказа барона и всё с тем же безумным упорством продолжал атаковать своего противника. Турин Эмельгем буркнул что-то ругательное себе под усы, схватил лохматого за ворот и оторвал от земли, будто бы это был какой-то кот. Арвин было замахнулся на барона, но Бык одним ловким движением вырвал из рук мальчишки палку и небрежно отбросил её прочь. Но и это не остановило его ретивости. Лохматый, брыкаясь и крутя головой, схватился за запястье барона и, подтянувшись, укусил его за руку. Турин Эмельгем вскрикнул, и рука его разжалась, открывая Арвину путь к отступлению. Пары мгновений хватило лохматому, чтобы скрыться из виду под всхлипывание побитого им соперника и бранные крики барона Эмельгема.
Виконт Альвер Эмельгем и пастуший сын Питис Вольт едва сдерживались, чтобы не расхохотаться вновь, но грозный взгляд барона заставил их умерить мальчишескую беспечность. Дядя Турин взмахнул рукой, которая уже стала алой от крови, и проговорил сквозь зубы:
– Совсем озверел, дикарь. Пора его уже к псарям отдать, негоже где попало шататься. Стыд и позор на голову моего брата, стыд и позор!
Он воздел руки к небу, как бы прося у Единого сил, а затем снова обратил свой взор на маленького виконта.
– А вам как не стыдно, ваше благородие! На ваших глазах оборванец избивает дворянина, а что же вы? Заливаетесь смехом да подтруниваете над ним? Доколе всё это продолжаться будет? Пора мне уже серьёзно поговорить с вашим папенькой, дабы он убрал своего бастарда подальше от двора.
– Арвин мой брат! – сделав шаг вперёд, проговорил Альвер. Брюн Эрнитор, мальчишка, которому досталось от лохматого, постанывал, держась то за голову, то за левую руку. – Почему отец должен отсылать его?
– Он побочный сын графа Эмельгема и какой-то кухарки, позорящий его честь и изо дня в день напоминающий ему о той поре, когда похоть взяла верх над здравым смыслом, – сурово проговорил дядя, нагнувшись поближе к племяннику и на виконта пахнуло кислым вином и вяленым мясом. – Брат тебе он лишь наполовину, Альвер.
