Кому-то важно, что думают о тебе.
Иным нужно знать, что думаешь ты.
Скрываясь за ширмой рифм, можно побыть собой. Немного.
Большего не дано. Меньшего не нужно.
За ширмой рифм нам проще? Жизнь пращицей>1
Старается поранить, тщетно тщится
По свету тащится примятый ею след.
В соседа боком упирается сосед
Того ствола, к которому прижался,
Ну, а теперь никак не разбежаться.
И вмятины последствий, словно соты,
Так тесны, как судеб иных пустоты.
А нам ли сетовать?! Опутан сетью мнений,
Наш мир не разделяет тех сомнений,
Но ими всё-таки однажды сотворён,
Как тот творец, что был. И был влюблён.
Травы щетина, снега сединою
Гордится, как горжусь тобою я.
Стремятся в плен объятий только двое,
А больше – чтоб сбежать от горя, для.
Стянуть потуже вакуум потери
И завязать как можно крепче брешь.
И врёшь себе, и заставляешь верить.
Над головой, друзей былых промеж
В присутствие. Не это ли преступно?
Манкировать объятием живым.
И заступа в виду живя, подспудно
Ты злее пепла и черней золы.
Травы щетину, осенью измята,
Весны потоком смоет. Между строк,
Как меж травинок, – просо, клевер, мята,
Припрятан стужей шанс, намёк, росток…
К картине Винсент Ван Гога…
… Ночная терраса кафе, 1888 – 2018
Исследователи творчества Ван Гога считают, что картина пере-
кликается с произведением Леонардо да Винчи "Тайная вечеря"
– число посетителей –12. В середине стоит мужчина в светлых
одеждах, который отождествляется с Иисусом Христом…
Можно согласится с чужим мнением? Можно!
Смалодушничать и не иметь своего…
***
В виду у звёзд, на пенной мостовой,
гуляли двое. К миру безучастны.
Влюблённым можно! Ритм их жизни – свой,
особый и с дыханьем слишком частым.
Но дело в том, они же не одни,
а дела нет, живут под прессом прессы.
Парят по парам, не считая дни
И не давая шанса пошлым, стрессам.
И каждый день, или, скорее, ночь,
Они – сюда, незрячими шагами.
Кафе "Двенадцать". Кофе – око в ночь
Зрачок луны трепещет. "Роза-даме"…
Майору, земляку, лётчику Роману Филиппову
посвящается…
Так, мухами снующий снегопад
у фонаря банально неприличен.
Ни прочь, не вниз. Не улетит никак.
А белый цвет ужасно непрактичен.
Он марок. Без помарок кто найдётся?
И Белым свет напрасно не зовётся.
Он отзывается на колокольный звон.
Земли родной полночный тихий стон.
И он о тех, чьё имя, полный боли
Лишь звук гуляет вволю, полон волей.
Наш День влюблённых лишь в июле, не сегодня.
Февраль к заботам о другом располагает:
Блинами с маслом, со сметаной, с чем угодно
Покормим нынче. По-другому не бывает!
Культуре чуждой мы поставим здесь преграду, -
Наш Русский Дух здесь на кону, а сердца сладость
Мы сохраним, здесь, для себя, чужой не надо.
Мы ей не верим, не нужна, не наша радость!
Не видит дятел, что весна ещё нескоро,
И далеко до всходов, луж и разговоров,
О том, что заяц по пеньку стучал напрасно,
И будет всё, во всём у всех. Всегда неясно.
И, огорчённая таким разоблаченьем,
Река со сна стремится плыть в укор теченью,
И лёд размоет, истончит, сомнёт, раздавит,
К весне бежит, чтоб ей скорей себя представить.
Но месяц – зимний, что нимало не тревожит,
Ведь он хотел бы тут остаться, да не может.
Талантлив он и лаконичен, даже краток,
Кому пожертвовал себя и свой остаток?
Ущербный месяц свысока, на глаз, навскидку,
Он острым краем портит шов и треплет нитку.
Как продолжения финал, надменным тоном,
Намёк весны не опоздал. Земля – бутоном
В букете звёзд, миров, огней, комет без счёта,
А мы глядим, мы не причём. Мы без расчёта.
Мы без надежд и без обратного билета.
Стоим и ждём, – любви, удачи и рассвета…
Сосульки с крыш, вилами – в землю.
Я злобы чужой над собой не приемлю.
Солнце спутало стороны света,
Печь до облака тянется дымом, -
Именно там хранятся ответы,
Вздохи сомнений, взглядов наветы…
Сердца биения неповторимы!
Счёт в бесконечность не нами ведётся.
Кто-то считает, а что остаётся?..
Луна смущалась…
Луна смущалась там, за лесом,
В тумане веток, с интересом
За нашей жизнью непростой
Она следила. Пар густой
Сам по себе, влекомый тягой,
К высоким сферам, сизым стягом
От снежной местности исходит.
То – пыл печей, в сердцах, выходит…
Тельняшкой – солнца луч,
Сквозь трафарет преграды,
На кальке утра – ветви винограда.
На обруч радуги, удерживая землю,
Из теста туч я день леплю,
Ладонью ветер треплет…
Безвкусица блестящего сугроба,
Покрытого брильянтовой мукой, -
Пусть худшим будет. В жизни – всё на пробу,
А ветер студит…скинув с плеч покой,
Как плед ненужный, в ту, иную пору,
Где места нет досужим разговорам.
И дела нет до пошлости и лжи…
Да где то время, с кем ты, укажи!
Ночь, поди, а ты ещё не дремлешь.
Всё встаёшь к окошку, спелость утра
Проверяешь ты не понарошку,
И сдуваешь с неба снега пудру.
Утомлённый времени томленьем,
Истощённый множеством печалей
Ты уверен в правоте всех мнений,
Тех, чьё появленье изначально.
И на что, проверьте, жизни тратят,
Чтобы подтвердить такую малость:
Жизнь гипотенузы, мнений катет, -
Парусов на рейде жданных алость.
Ночь, поди, а ты ещё не дремлешь.
Всё встаёшь к окошку, спелость утра
Проверяешь ты не понарошку,
И сдуваешь с неба снега пудру…
Взглядом волчьим молча ночью,
Звёздной строчкой ветка вишни.
В чём непрочность так порочна.
Кто тут нужен? Кто тут лишний?
В чьих услугах расставанье -
Главный козырь,
довод чинный.
Без причины расстояний,
Без смущений быть мужчиной.
Без сомнений стать женою,
Без упрёков слыть ребёнком.
Быть всегда самим собою.
Кто ж так крутит!? жизни плёнку…
Мираж от топки прошлогодних миражей.
Его не видно. Мимо. Минули уже,
Как дров поленья, для голодной старой печи,
Всю зиму ранит спину, кисти и предплечья,
Того, кто кормит эту печь весь день дровами,
Но вам не в тягость, ибо топится не вами.
Вы в стороне у батареи, с чёрным чаем,
Не чая лжи, но и себе не отвечая,
На те вопросы, что о жизни и о смысле,
А я иду с водой в ведре, на коромысле.
Картёжник– век он, словно хлеб позавчерашний,
А я – пеку, такой же свой, ржаной, домашний.
А вы сидите и дрожит в стакане пиво.
Со стороны оно лишь выглядит красиво.
Намёк один, но вот итог не тот же, ранит.
Моя наивность, будто кровь, сочится. В кране,-
Воды подземной ручеёк пробился. Малость?
И каждый день, и каждый миг – такая радость.
Дежурство ажурных следов на снегу,
Наверно, закончится скоро.
Косули в стогу не заснут, убегут
Заслышав мои разговоры
С совой на рассвете. Спросонья она
Чуть ближе, чем ночью, подпустит.
Расскажет о том, что она влюблена
И это теперь не упустит.
Пропустит бегущую мышку в обед,
Спешащую в тёплую норку.
Но к ночи замёрзнет не сомкнутый след
И хвостик засохшею коркой…
Никто не хотел никого обижать.
То жизни теченье. Любить и дрожать.
А с носа капает весна
Деревьев, крыш, крыльца, заборов.
