От одной крови Он произвел весь род человеческий…
Деяния св. апостолов, 17:26
Свеча одного – свет для многих.
Талмуд, трактат ШАББАТ, раздел Моэд
Все творения Всевышнего – семья Его,
и того больше всех возлюбит Аллах,
кто больше сотворит добра для творений Его.
Пророк Мухаммед
Улица за окном кондитерской тиха и пустынна. За полчаса до рассвета, когда заря тонкими пальцами едва касается горизонта, мне почти верится, что на Земле нет ни одного человека кроме меня. Сейчас сентябрь, после Дня труда миновало полторы недели. Это означает, что из городков, раскиданных по всему полуострову Кейп-Код, туристы разъехались, бостонцы покинули летние дома до следующего сезона, а улицы обезлюдели, словно в дурном сне.
Листва начинает менять цвет и еще через пару недель, думаю, заполыхает всеми оттенками заката, хотя мало кто едет в наши края любоваться осенними листьями. Ценители красивой осени предпочитают Вермонт, Нью-Гемпшир или Беркширские горы в западной части нашего штата, где дубы и клены пламенеют, окрашивая мир огненно-красными и желто-рыжими красками. А на Кейпе вне сезона затишье. Дни будут становиться все короче, трава на дюнах подернется тусклым золотом, огромными стаями соберутся на отдых по пути из Канады перелетные птицы, болото выцветет до акварельных тонов. А я буду любоваться всем этим, как любуюсь всегда, из окна кафе-кондитерской «Полярная звезда».
Всегда, сколько себя помню, я считала это принадлежащее нашей семье заведение своим домом – его, а не маленький желтый коттедж у залива, где я выросла и куда пришлось вернуться теперь, после развода.
Пока я балансирую, пытаясь одновременно открыть дверь ногой, удержать на весу два громадных лотка с коричными булочками и поглядывая на входную дверь кафе, это слово – развод – звоном отдается у меня в ушах, в очередной раз напоминая мне, что я – никчемная неудачница. Задвигаю булочки в духовку, извлекаю противень с круассанами и бедром захлопываю дверцу, а в голове крутится: вот ведь как бывает – надеешься получить от жизни всё, а в результате только хлопот полон рот. В моем случае – полные руки, в буквальном смысле.
Я так мечтала сохранить семью. Ради Анни. Не хотелось, чтобы дочка росла в атмосфере родительских дрязг, отравившей мое собственное детство. Она достойна лучшего, думала я. Но жизнь вечно нарушает наши планы, не так ли?
Звякает входная дверь – я как раз снимаю с противня слоистые, масляные круассаны. Бросив взгляд на таймер второй духовки – ванильным капкейкам осталось печься всего шестьдесят секунд, – я медлю и не спешу открыть дверь.
– Хоуп? – слышится из-за двери низкий голос. – Ты здесь?
Я облегченно вздыхаю. По крайней мере, кто-то знакомый. С другой стороны, чему тут удивляться? Из тех, кто остался в городке после того, как схлынули туристы, я знаю всех и каждого.
– Погоди минутку, Мэтт! – отзываюсь я.
Натягиваю рукавицы-прихватки – ярко-голубые, с вышитыми по краям кексами, их подарила мне Анни в прошлом году на тридцатипятилетие – и вынимаю капкейки из духовки. Сладкий аромат на миг переносит меня в детство. Моя Мами (так французы обращаются к бабушке) открыла кафе-кондитерскую «Полярная звезда» шестьдесят лет назад, пару лет спустя после того, как они с дедушкой переехали на Кейп-Код. Здесь я росла, здесь, сидя у нее на коленях, училась печь, пока она терпеливо объясняла мне, как замешивать тесто, почему оно подходит и как из самых обычных и более редких продуктов получаются волшебные сладости, о которых из года в год с неизменным восторгом писали «Бостон Глоб» и «Кейп-Код Таймс».
Я укладываю кексы на решетку для охлаждения, а на их место в духовку отправляются два противня с анисово-фенхельным печеньем. Под них на нижнюю полку я задвигаю партию «полумесяцев»: марципановую начинку, ароматизированную флердоранжевой эссенцией и чуть сдобренную корицей, выкладываем в формочку с тестом, а потом аккуратно соединяем края.
Я захлопываю дверцу духовки и отряхиваю руки от муки. Переведя дух, устанавливаю таймер и выхожу из кухни в ярко освещенный зальчик кафе. Какие бы тягостные мысли меня ни мучили, очутившись там, я невольно улыбаюсь: прошлой осенью, когда посетителей почти не было, мы с Анни выкрасили стены кафе в цвета по ее выбору. Розовый, будто платье принцессы, с белым бордюром. Иной раз кажется, что мы живем внутри исполинского пирожного.
Мэтт Хайнс сидит на стуле у стойки и, увидев меня, с улыбкой вскакивает.
– Привет, Хоуп, – здоровается он.
Я улыбаюсь в ответ. У нас с Мэттом был детский роман в старших классах, полжизни тому назад. Все закончилось еще до того, как мы разъехались, поступив в разные колледжи. Я вернулась через несколько лет с дипломом бакалавра – бесполезным незаконченным высшим образованием на юридическом факультете, – недавно обретенным мужем и новорожденной дочкой. С Мэттом мы всегда общаемся вполне дружески. После моего развода он несколько раз приглашал меня на свидания, но я вдруг поняла – и сама удивилась этому открытию, – что мы за эти годы переросли друг друга. Он для меня – как старый свитер, который хоть и удобен, но уже вытерт, да и просто не идет. Жизнь нас меняет, пусть мы сами не замечаем, как это происходит, потому и невозможно вернуть прошедшие годы. Впрочем, Мэтт, похоже, этого не осознаёт.
– Привет, Мэтт, – я стараюсь, чтобы голос звучал нейтрально и приветливо. – Хочешь кофе? За счет заведения, раз уж тебе пришлось подождать.
И наливаю ему кофе, не дожидаясь ответа. Я точно знаю, как любит Мэтт: две ложки сахара и сливки, стакан «навынос», чтобы прийти пораньше в «Банк оф Кейп» (Мэтт – вице-президент его регионального отделения) и успеть просмотреть свои бумаги до открытия. Работает он в двух кварталах от Мэйн-стрит, поэтому разок-другой на неделе непременно к нам заглядывает.
Кивнув, Мэтт с улыбкой берет кофе у меня из рук.
– Чем еще тебя порадовать? – спрашиваю я, показывая на стеклянную витрину. Я здесь с четырех утра, и, хотя еще не со всем управилась, в витрине уже предостаточно свежей выпечки. Протянув руку, достаю маленькое пирожное – корзиночку из теста в форме листика, наполненную лимонным марципаном, сбрызнутым розовой водой с медом.
– Как насчет марципанно-розового? – Я протягиваю его Мэтту. – Я же помню, это твои любимые.
После секундного колебания Мэтт берет пирожное. Надкусывает его и жмурится от удовольствия.
– Хоуп, ты создана для этого, – бурчит он с полным ртом. Похвалить решил. Но его слова больно ранят меня: я-то никогда не собиралась всем этим заниматься. Не такой жизни я хотела для себя, и Мэтту это известно. Но заболела бабушка, умерла мама, и у меня не осталось выбора.
