Зинаида точно не входила в число любимых учителей.
Почему? Да все просто – она не была нам интересна. Нам нравилась молодая русичка – красивая, яркая. Еще в фаворитах ходили географичка и англичанка – первая умела увлечь, а вторая, Светочка, – о ней ниже – была просто модницей и красоткой.
А труд – ну это вообще, знаете! Кому из подростков мог нравиться этот урок? Смешно! Имелось в виду, что нас должны научить трудиться. Привить навыки, что ли? Причем навыки четко делились по гендерному признаку. Девочки должны были стать хорошими и примерными хозяюшками – уметь готовить и шить. А кому охота заниматься подобной чушью в четырнадцать лет? Например, шить фартуки и мужские трусы. Или делать мережки на кухонных полотенцах. Или варить щи – постные за неимением мяса. Не до экспериментов было в советское время, чтобы мясо переводить на уроке!
Мальчики же строгали бессмысленные табуретки и скворечники.
Словом, из нас делали женщин, а из них – мужиков.
Девчачий кабинет труда находился на первом этаже, по дороге в буфет и ровно напротив библиотеки. Кабинет труда мужеского – в подвале и назывался строго: «Мастерская».
В девчачьем на столах стояли швейные машинки, и однажды появилась плита – электрическая «Лысьва», раскочегарить которую было огромным испытанием.
Трудяша – а мы называли ее именно так (кстати, теперь я уловила в этом слове мимолетную нежность) – была женщиной крупной, тяжелой, даже громоздкой. На голове – жидкая примитивная «химия» мелким бесом, черные брови (немилосердный какой-то цвет) и морковная помада. В ушах – ярко-красные «леденцы», конечно же, в розовом золоте. На пальце – кольцо из той же серии, типа комплект.
Одевалась она серо и скучно – черная или коричневая юбка, невнятная блузка и туфли мужского покроя. А поди достань тогда что-то веселенькое такого-то размера! Да и, наверное, ей казалось, что учитель должен выглядеть скромно и строго – этакий дресс-код советских времен.
Теткой она была не вредной, но такой постной и скучной, что…
Относились мы к ней с терпеливой скукой, как к неизбежности, что ли. И еще со снисходительной насмешкой. Потому что знали – наша Зина влюблена. В нашего же физрука, между прочим.
Начнем с того, что она была старше его – уже смешно, не так ли? Второе – Зина была нехороша собой, грузна и несимпатична. Безвкусна и простовата. Незатейлива и примитивна. А нате вам, влюблена! И самое смешное, что она и не думала это скрывать! Полоумная старуха, ей-богу!
А было той «старухе», думаю, лет пятьдесят с небольшим. Совсем с небольшим.
В ее голубых глазах застыли и ожидание, и надежда, и… Ну что там еще у влюбленных?
Не прячась от посторонних глаз, от учеников и коллег, не стесняясь, она на глазах у всей школы караулила предмет своих воздыханий у лестницы, ведущей из спортзала. В столовке брала ему обед и забивала место, чтобы сидеть рядом. А после уроков торчала на улице – поджидала любимого.
Тяготился ли этим физрук? Непонятно. Но злости или раздражения видно не было. Заботу он снисходительно принимал.
Физрука звали Сергей Анатольевич. Был он строен, мускулист и совершенно обычен. Стандартен. Обычный такой мужичок из толпы, ничего примечательного – слегка кудряв, слегка сед, в меру курнос. Подбородок, правда, выдавал в нем сильную личность – тяжеловатый, квадратный, с риской посредине – настоящий брутал, так объяснялась эта анатомическая особенность.
Был он не вредным, но неспособных к предмету слегка презирал. В эту презираемую группу входили и мы с Танькой – неспортивные, да.
«Через козла и по пять раз» – такое было наказание за нашу лень и сачкование. («Нам сегодня нельзя» – нехитрая уловка, помните?)
Через козла – это было сурово. Черный кожаный козел был нам, неспортивным «сачкам», страшен и ненавистен.
«Сам ты козел!» – цедили мы и прыгать отказывались. Физрук равнодушно ставил двойки и игнорировал нас.
Утешали его любимицы – Терентьева и Плешакова. Олимпийский резерв, услада для сердца и глаз. Жилистая Терентьева и мелкая, юркая Плешакова козел брали на раз. Мы презрительно хмыкали и отводили глаза. В четверти, конечно же, выводилась жалкая тройка – совершенно, кстати, нас не унижающая.
Сшив по паре фартуков из копеечного ситца и подарив его бабушкам и мамам на Восьмое марта, мы принялись за кулинарию.
Были освоены постные щи и испечены оладьи. И исполнен ну очень модный салат «Мимоза» – правда, не с горбушей (а кто поделится дефицитом? Никто, схроны свои хозяйки берегли пуще глаза). «Мимозу» пришлось делать из сайры – тогда еще по рублю и из свободного доступа.
И наступила пора печенья. «Печенье с творогом к чаю» – так волшебно звучала тема урока. И в этом читались уже какая-то свобода и даже творчество. Чувствовались запахи корицы и ванилина – они еще были в продаже. Словом, воцарилась атмосфера домашнего уюта и тепла.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
