Изображения Катулла не сохранилось, и мы не знаем, как выглядел этот человек, в стихах называвший себя «несчастливцем». Мы вообще мало достоверного знаем о нём. Он родился в Вероне, предположительно в 87 году до нашей эры, и провёл детские и юношеские годы в Сирмионе, городке на южном берегу Benacus lacus, то есть Бенакского озера, которое теперь именуется озером Гарда. Городок Сирмион существует до сих пор, а в нём развалины виллы, которые молва приписывает семье Катулла, а наука это опровергает. Точно ли его семья и он жили именно на этих камнях, мы не знаем, но что мы знаем точно ― у Катулла был старший брат, посланный отцом в большой мир раньше него; имени брата до нас не дошло, и известно о нём только то, что он по делам отправился в Грецию, добрался до Трои и умер. Второго, младшего сына состоятельная семья отправила в Рим. Там он встретил и полюбил Клодию. Предполагают, что Катулл прожил тридцать лет, но ни точный год, ни место смерти неизвестны. Это всё. Подробности жизни ― в стихах, которых дошло до нас сто тринадцать. Большинство их ― о любви.
В Рим молодых людей посылали, чтобы они вошли в свиту знатного или известного лица, сопровождали его на Форуме, слушали его речи, учились делопроизводству и законам. Так начиналась карьера. Но Катулл не оправдал надежд семьи: любовь интересовала его больше политики, а жизнь сама по себе, жизнь как развлечение и приключение, больше службы. Цицерон в одном из писем (к Марку Марию) одобряет «образ жизни, полный досуга»; Катулл так и жил. Городские лёгкие люди, искатели счастья и денег, съехавшиеся в великий город из разных концов огромного римского мира, были его дружками ― мы знаем их имена из его стихотворений: Флавий, Вераний, Корнелий, Фурий, Аврелий… Катулл проводил с ними время в «таверне злачной» и писал то эротические стихи, то стихи, пересыпанные ругательствами. К любви любого рода, в том числе к любви с мальчиками, в этом кругу относились как к игре и забаве, с лёгкой усмешкой. Мальчиков он тоже любил или делал вид, что любил, чтобы не отставать от других и не ронять своей репутации эротического гуляки; в то время любовь к мальчикам была в порядке вещей, никто ничего не скрывал, и никакого каминг-аута делать было не нужно. «… обняв за шею, зацелую тебя в глаза и губы». Это он говорит своему дружку Веранию, которого называет Веранчиком.
В Риме Катулл принадлежал к кругу молодых поэтов, но он единственный, чьи стихотворения дошли до нас в таком количестве. Другим, с кем он обменивался стихами, шутками и колкостями, повезло меньше. От них остались стихотворения, повреждённые временем ― то без начала, то без конца, то три строки, вырванных непонятно откуда, то две, адресованные непонятно кому и составлявшие часть неизвестно чего. Эти строки и отрывки Лициния Кальва, Гельвия Цинны, Квинта Корнифиция и других, от которых иногда сохранились строки, но не сохранилось имени ― таят в себе таинственное очарование далёкой жизни, которую мы видим словно в маленьком осколке давно разбитого зеркала. Улыбка, усмешка, мимолётная мысль, две фигуры в объятии, застигнутые случайным взглядом… Возможно, время унесло и уничтожило кого-то из поэтов этого кружка, кто был равен в своём таланте Катуллу. Мы не знаем.
Древний Рим является нам развалинами Форума с грудами коричневых и кучками белых, высушенных солнцем камней, тремя колоннами с висящими на них остатками капителей, оставшимися от храма Кастора и Поллукса, линиями кладки, обозначающими шесть маленьких комнат весталок, круглым храмом Весты, в котором уже тысяча семьсот лет не горит огонь, и стройной фигурой обнажённой Венеры Эсквилинской, которая закинула левую руку за голову, придерживая пучок волос или снимая заколку перед тем, как маленькой ногой ступить в голубую воду бассейна. Но рук у неё нет, их так и не нашли. Жест висит в воздухе, осязаемый, но невидимый. Древний Рим доходит до нас с отбитыми кусками, с повреждениями, с трещинами, с исчезнувшими строками, с забитыми грязью остовами колесниц, которые археологи бережно извлекают из земли, с пригоршнями старинных монет, с горшками, разбитыми на черепки.
Клодия была старше Катулла на семь лет. Когда они встретились, ему было двадцать семь, ей тридцать четыре. Она происходила из знатного римского рода Клавдиев. Про этот род можно написать отдельную книгу, он пятьсот лет был одной из опорных балок римской республики. Её предок Аппий Клавдий Слепец, мудрец и политик, построил дорогу Рим ― Капуя (Аппиева дорога) и провёл первый водопровод (Аппиев водопровод), а также написал книгу афоризмов и изречений. Весталка Клавдия из этого рода закрыла своим телом консула-отца от рук покушавшегося на него трибуна. Тридцать два предка Клодии были консулами; консулами были её прапрадед, прадед, дед, отец. Её отец, сенатор Аппий Клавдий, управлял провинцией Македония, где и умер, не дожив до преклонных лет. В атриуме древнеримского дома обязательно стоял шкаф с посмертными масками умерших родственников ― в доме Клодии одного такого шкафа было мало, там стоял целый их ряд. И все маски подписаны именем, должностью и свершениями предка.
Странные были представления о девочках у сенатора Аппия Клавдия. Трём своим сыновьям он дал три имени: Аппий (как у себя), Гай и Публий, а трём дочерям одно ― Клодия, с прибавлением цифры: Прима, Секунда и Терция. Три брата младшей Клодии, Клодии Терции, занимались политикой, обе её сестры вышли замуж за государственных деятелей, одна за консула Квинта Марция Рекса, другая за Лукулла, который, прежде чем прославиться пирами, прославился войной с Митридатом. Учителем братьев был грамматик и ритор Атей, друг историка Саллюстия; надо полагать, что своевольная девочка Клодия тоже приходила на занятия и слушала рассказы грека-энциклопедиста обо всём на свете. Её учили ткать, вязать и шить ― непременные умения почтенной римской женщины ― но они ей вряд ли пригодились. Мы можем предположить, что она, подобно другой римлянке её круга (Корнелии), «получила прекрасное образование, знала музыку и геометрию и привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов». О подвиге римских женщин, принёсших на Форум свои золотые украшения, чтобы Рим смог выплатить дань галлам, ей тоже наверняка рассказывали. Но времена изменилось, римская доблесть покрылась трещинами, а может быть, поколение детей рано умершего Аппия Клавдия дало сбой в программе рода: один из трёх его сыновей, Публий Клодий, перешёл в плебеи, стал народным трибуном и был убит в придорожной забегаловке рабами своего врага Милона; его дочь Клодия, издеваясь над заветами рода, жила распутством и не скрывала этого.
