«К этому решению я пришел с большим трудом, но теперь я вновь ощущаю духовную свободу», – писал Адольф Гитлер Бенито Муссолини, сообщая своему союзнику по нацистскому блоку о предстоящем вторжении в СССР. Беспокойные двадцать два месяца договора о ненападении между Германией и Советским Союзом подошли к концу. «Я наконец свободен от этих душевных терзаний».
Пока немецкие самолеты сбрасывали первые бомбы на советские города, Йозеф Геббельс, стоявший во главе нацистской пропаганды, вещал гитлеровское воззвание: «…Отягощенный заботами, обреченный на месяцы молчания, я наконец могу говорить свободно… Народ Германии! Прямо сейчас свершается один из величайших военных походов за всю историю… Сегодня я снова решил доверить судьбу рейха и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Бог, особенно в этой битве!»
22 июня 1941 г., незадолго до восхода солнца над протяженной границей между нацистской Германией и Советским Союзом, более трех миллионов немецких солдат двинулись на восток, в бесконечное пространство, которое на протяжении многих лет попеременно притягивало и отталкивало немецких мыслителей, солдат и государственных деятелей. Должно было произойти роковое столкновение, и весь мир в страхе затаил дыхание.
С начала осени 1939 г. Германия с невероятной быстротой покорила своих континентальных противников одного за другим. Пользуясь тем, что их тыл был в безопасности благодаря пакту Молотова – Риббентропа, немцы водрузили знамя со свастикой над мысом Нордкап в Норвегии, на Крите в Греции, в Варшаве в Польше и в Булони во Франции. Лишь Британия одиноко продолжала упрямо сопротивляться; США еще только начинали осознавать опасность роста влияния Германии. На востоке Европы Россия [СССР] и Германия контролировали обширные территории по обе стороны рубежа: от Петсамо (Печенги) в Арктике до устья Дуная. Древняя вражда и недавние междоусобицы были, казалось, забыты.
Теперь же скептически настроенный мир наблюдал за радикальным изменением ситуации. Титаны сцепились в схватке. Несмотря на многочисленные донесения разведки, Москва, кажется, была возмущена и сбита с толку внезапным «предательством» Гитлера. Британия, давно надеявшаяся на смену советского курса, теперь приветствовала своего единственного и главного союзника. Правительство Соединенных Штатов также одобрило вступление СССР в войну, несмотря на то что коммунизм для них считался «настолько же чуждым и недопустимым», как и нацизм. Так зародился шаткий и неуклюжий военный союз Москвы, Лондона и Вашингтона, а Адольф Гитлер стал его «крестным отцом».
Берлин, в свою очередь, выстраивал своих союзников и подчиненные ему государства в преддверии «великого похода на Восток». Румыния, Италия, Финляндия, Словакия, Венгрия, Хорватия и Албания одна за другой объявили войну СССР. От Испании и до Норвегии начался набор «добровольцев» на Восточный фронт. Германия бросила на передовую свои лучшие силы. Для всего мира Германия вновь стала несокрушимой силой.
Германия и Восток: предпосылки
На протяжении истории своего существования Германии и России постоянно приходилось выбирать между дружбой и враждой. Tertium non datur[1]. В обоих государствах были сторонники и той и той политики: сотрудничества и враждебности.
В Германии «пророссийская» точка зрения была сопряжена с историей, основными вехами которой являлись соглашение от 18 декабря 1812 г., когда Россия и Пруссия объединились против Наполеона, политика Бисмарка по налаживанию отношений с Востоком с целью получить больше свободы действий в Европе, а также Рапалльский договор 1922 г., где два проигравших государства объединились против победителей Первой мировой войны. Она была подкреплена представлениями об экономическом блоке, в котором Россия поставляла бы сырье и зерно, а Германия предоставляла бы промышленное оборудование и технологии. В 1920-х «восточное» направление в Берлине имело поддержку со стороны влиятельных элементов в правительстве и армии. Кульминацией этой политики явились масштабные секретные военные договоренности между Берлином и Москвой, благодаря которым Германия сумела обойти ограничения, налагаемые Версальским договором. Сторонники этой политики не видели препятствий для ее реализации в том, что Россией на тот момент управляли большевики. Это была не прокоммунистическая точка зрения, а сугубо утилитарная поддержка германо-российского сотрудничества.
Теоретическую основу для такого курса германский Генеральный штаб нашел в трудах и высказываниях «пророссийских» генералов, таких как Ханс фон Сект. Они утверждали, что основные усилия Германии должны быть направлены против Запада и взаимопонимание с Россией обеспечило бы защиту тыла рейха и укрепило бы экономический и военный потенциал Германии. Как заявила официальная нацистская газета «Фелькишер беобахтер» во время краткого периода затишья, наступившего после подписания пакта Молотова-Риббентропа в 1939 г.: «Германия и Россия всегда жили плохо, когда были врагами, и хорошо, когда были друзьями».
В то время как армейские сторонники «восточной» политики руководствовались прежде всего соображениями полезности, «пророссийское» крыло министерства иностранных дел Германии также включало в себя людей, которые не только приводили рациональные аргументы в отношении дополнительных политических и экономических ролей, которые могут играть континентальные державы, но также имели глубокую эмоциональную привязанность к русскому народу и культуре. Некоторыми из самых выдающихся таких людей были этнические немцы, рожденные в России. К этой группе, которая должна была оказать особое влияние во время Второй мировой войны, принадлежал и граф Вернер фон дер Шуленбург, последний посол Германии в Москве.
В этой группе не обошлось и без идеологов. Люди, верившие в «упадок Запада», считали Россию страной будущего. Даже часть мелкого немецкого дворянства поддержала эту точку зрения в смеси антизападных взглядов, немецкого национализма и левого «общественного сознания». Ex Oriente lux![2]
С другой стороны, «антирусская» школа также имела глубокие корни в Германии. Ее горячие сторонники ссылались на деяния Карла Великого, Тевтонского ордена и Ордена меченосцев, Ганзейского союза и колонистов, которые несли немецкие законы, язык, обычаи и грузы вглубь Восточной Европы. Пресловутый Drang nach Osten[3] стал очевидной судьбой рейха. Первая мировая война и Брест-Литовский договор 1918 г. стали вехами в реализации программы, предложенной миссионерами немецкой экспансии: Россия покоренная или завоеванная, уменьшенная или разделенная, зависимая от Берлина. После Октябрьской революции 1917 г. антикоммунизм предоставил этому крылу новый и в некоторых отношениях убедительный аргумент: «красная волна» должна была быть устранена до того, как накроет рейх. Однако эта группа не оказала большого влияния на политику Германии и не смогла предоставить какую-либо реалистичную и эффективную программу. Она уступила место национал-социализму, написавшему новую и роковую страницу в истории германороссийских отношений.
