Только когда проходишь через это сама, понимаешь, сколько в мире поломанных женщин.
Написать о своей истории меня сподвигло то, что каждый раз, когда я рассказывала о том, через что прошла, чьи-то глаза наполнялись слезами, кто-то меня благодарил или говорил, какая я смелая, что не боюсь рассказывать о своём опыте.
Если эта книга поможет хотя бы одной женщине почувствовать, что она не одна, избежать осуждения или увидеть, что она ни в чём не виновата, то я написала её не зря.
Прошло ровно два года с тех пор, как мне поставили диагноз – тяжёлая послеродовая депрессия с психозом. Впечатляющий набор не самых позитивных медицинских терминов, прямо концентрат отчаяния. Именно так я себя и чувствовала – в чёрной, пустой, липкой безысходности. В сплошной дыре негатива, в отсутствии надежды и какого-либо смысла. Как я до этого докатилась? Постараюсь ничего не пропустить.
Начну с того, что я врач. На пятом курсе я проходила обучение в психиатрической больнице, и это заведение произвело на меня пугающее впечатление. Когда мы имеем дело с физическим, осязаемым недугом, то причина болезни не кажется такой мистической и эфемерной, как в случае с расстройствами психики. Во время той практики я несколько раз со страхом задумывалась о том, что теоретически могла бы оказаться на месте одного из несчастных увиденных мной пациентов, но поскорее отгоняла от себя эту мысль как слишком неприятную, и, к счастью, маловероятную.
Поэтому, когда я сама стала пациенткой психиатрической больницы, это шарахнуло по моему самолюбию и гордости и пошатнуло мою веру в свою неуязвимость и нормальность. Сразу уточню – когда я пишу «нормальность», я не имею в виду, что кто-то из людей с психиатрическими заболеваниями ненормален. Это означает, что я не могла понять, что со мной не так, изменился ли весь мир вокруг меня или проблема именно во мне? И будет ли так теперь всегда? И неужели я правда сломалась?
Прыжок из халата врача в пижаму пациента дался мне нелегко.
А теперь о прекрасном. Я мама вот уже чуть больше 6 лет. И на момент рождения младшего сына я уже 4 года была мамой замечательной, нежной и доброй девочки, моей смышлёной и очень эмпатичной и привязанной ко мне крошки. Она с нетерпением ждала появления братика, ходила со мной на все УЗИ, разговаривала с моим растущим животом и пела в него, выбирала малышу одежду и первые игрушки. Под конец моей беременности дочка утверждала, что это будет её малыш, и говорила, что сама будет заботиться о нём в своей комнате, а я буду отдыхать. И всё это абсолютно добровольно и искренне.
Я тоже очень ждала нашего малыша. Представляла нашу жизнь вместе, планировала, как мы впустим его в наши жизни и сердца, как наша семья из трёх любящих людей превратится в четырёх. Радовалась его сильным пинкам и снимала свой танцующий по ночам живот на видео. Шила маленькие синие штанишки и скупала всякие полезные и просто милые вещи. И втайне надеялась, что он будет уметь спать без моей помощи. И всерьёз боялась, что умру во время родов. До такой степени, что начала составлять список подарков на дни рождения дочери до её совершеннолетия в случае моей смерти.
Неожиданное чёрное пятно на ванильно-розовой картинке? Пожалуй, стоило бы насторожиться и поговорить о своём страхе с врачом, акушеркой, психологом, подругой? Возможно, это помогло бы и всё закончилось бы хорошо? Теперь я уже не узнаю, как бы оно могло получиться. Помню, как отгоняла от себя эту тревожную мысль о смерти, пытаясь переключиться на что-то положительное. И только за неделю до родов начала срываться. В один вечер, уложив дочку, рыдала на плече у мужа, что не хочу рожать, что с мной или малышом точно случится что-то плохое. Муж, как обычно, утешил меня рациональными аргументами с использованием статистики, но менее страшно мне не стало. Так что в ночь, когда у меня начались схватки, я обняла дочку, заплакала, долго её не отпускала и в своей голове на всякий случай с ней попрощалась. И никому не сказала, что мои мысли совсем не радужные. Почему? Всё же я понимала, что муж прав и, вероятнее всего, всё будет в порядке. Но страх и тревога всё равно не уходили и витали надо мной липким облаком.
Откуда вообще взялась эта идея о смерти? Я много думала об этом, когда начали действовать антидепрессанты. Я думаю, что здесь сыграла комбинация моего врачебного опыта при постановке диагноза сначала исключать худшее, воспоминаний о моих первых родах и событий перед второй беременностью.
Мои первые роды были очень долгими и болезненными. Ничего сверхъестественного не случилось, и всё шло без отклонений от нормы, но у меня очень низкий болевой порог, а от первых схваток до рождения дочки прошло больше двух суток. А ещё последние 12 часов меня рвало на каждой схватке. Так что воспоминания о родах у меня были не самыми радужными.
Что же случилось перед второй беременностью? Не самая удачная череда событий. Я пошла к гинекологу провериться перед новой беременностью, и во время УЗИ врач нашла у меня в левом яичнике 4-сантиметровое образование, взяла из крови онкомаркеры, а они оказались повышенными в 10 раз. И за ту неделю, что ждала приёма онкогинеколога, которому доверяла, я успела мысленно себя похоронить, попрощаться с семьёй и узнать цены на кремацию. А дальше образование оказалось доброкачественным, через 2 месяца я забеременела и не успела прорефлексировать на тему своей теоретической смерти, которая витала надо мной всего пару месяцев назад.
Дальше можно перемотать 9 месяцев, они были очень похожими на первую беременность. С малышом в животе всё было хорошо, токсикоз прошёл быстрее, а с активным старшим ребёнком и работой мне было чем заняться. Мы просто жили и ждали нашего сына. А потом он взял и родился, раза в 4 быстрее сестры, если считать от первой схватки. И всё прошло хорошо, и первые 3 дня после родов я просто купалась в окситоциновом счастье. А потом всё резко покатилось под откос.
Сначала сломался мой сон. Просто взял и пропал. Малыш родился рано утром, так что ночь у меня выдалась совсем бессонная. Весь день он проспал, а я, хоть и пыталась уснуть рядом с ним, не смогла этого сделать. Зато ночью мой комочек счастья всё время просыпался и кричал по очереди с ещё двумя малышами из нашей палаты, так что я снова не отдохнула. На следующий день мы поехали домой.
Мой сон всегда был чутким – я сразу просыпалась от любого звука или движения, не могла уснуть на новом месте, ни разу не смогла заснуть в транспорте сидя. Я очень плохо переносила ранние подъёмы и ночные пробуждения. С первым ребёнком мне удавалось высыпаться почти всегда за исключением её редких болезней и ранних просыпаний, но в такие дни я просто спала с ней днём и этим компенсировала себе недостаток сна ночью. Поэтому я оказалась совсем не готова к тому, что разучусь засыпать.