МБ (Мариинская больница) приемный «покой»
Женщина. Шапка ушанка из зайца – лица почти не видно. На ней надеты сразу две зимние куртки, свитер и футболка синяя. Джинсы ей разрезали ножницами – они дамские, тонкие и облегающие, они так стянули отекшие ноги, что снять их по-другому нельзя – только разрезав. Больше под джинсами ничего не было. На лобке вши. Ноги опухшие и на голенях большие инфицированные язвы. Зимняя обувь и носки снялись быстро. В последнюю очередь снимали шапку – потому что недлинные волосы, скатавшиеся в единый «колтун», полностью были покрыты вшами и гнидами, так что напоминали еловые веточки, покрытые изморозью – так часто на них сидели гниды. Женщина была, как у этих людей всегда, – в спутанном сознании, на имя не отзывалась, но на ласковое обращение по имени «Катя, Катечка, помогай» реагировала положительно – прекращала сопротивляться процессу раздевания. Только жалобно говорила «не надо», «пожалуйста, не надо». Женщину раздели и оставили лежать голую в комнате для санитарной обработки «сифонке», на полу, на железных сетчатых носилках. Теперь, когда она раздета, придет медсестра и побреет ее «налысо», на голове и внизу, польет места обитания вшей вонючим средством и оставит лежать примерно на 40 минут. В комнате довольно тепло, но лежать мокрому и голому человеку, конечно, холодно. Люди, подобные ей, уже не ходят самостоятельно, некоторые только сползают с носилок и подползают по кафельному полу поближе к батарее (что совершенно бесполезно, когда отопительный сезон закончился). Потом придут санитарки, польют больного из шланга тепло-горячей водой или посадят в ванну с теплой водой (чтобы грязь отмокла), потом вновь сольют из шланга и оставят сохнуть. Полотенца, мыло или мочалка здесь не положены, в смысле не применяются. Через время, когда человек обсох, санитарки придут и оденут больного в чистую одежду, всегда имеющуюся в запасе в специальной кладовочке, где целый «магазин секонд-хенд» из числа пожертвований разных сердобольных россиян. Обработанному больному выдадут все, кроме нижнего белья, носков, шапок, – такие предметы в этой кладовочке просто отсутствуют. Обычно бомжей не лечат, только в тяжелых состояниях их отправляют в отделения больницы. Одежду наденут прямо «поверх», на обмороженные ноги, язвы, отмирающие ткани, изъязвленные пальцы и прочее. Бомжи и пьяницы выдерживаются в грязной смотровой и выдворяются по мере того, как человек отогревается, приходит в себя, трезвеет, последним и самым слабым дают возможность находиться в смотровой до шести утра, и затем они выпроваживаются на улицу, на мороз, если мороз, под дождь, если дождь… Так что они бредут – ковыляют на второй больничный выход – на улицу Маяковского сами, под присмотром охранника. Того, кто не может двигаться, охранник вывезет на коляске и оставит сидеть на обочине, подальше от больничной проходной, чтобы не было зрительной связи с больницей и желания ползти обратно. Тех, что остаются лежать на улице из-за отсутствия сил, вскоре скорая помощь вновь доставит в приемное отделение, в грязную смотровую, и «кругооборот» повторится…
Грязная смотровая, равно как и чистая смотровая, не имеет дверей, обе выходят в коридор, где везде сидят люди (на железных стульчиках в ряду по пять стульев, на манер, как лавочки), сидят и ожидают, когда их обследуют и примут решение о госпитализации. От чистых людей грязную смотровую отделяет только занавеска, чтобы не травмировать нормальных людей видом грязных и пьяных людей, которые по числу лежаков – шесть лежат (зачастую валяются на полу), демонстрируя все виды падения человека на дно социальное и человеческое. Грязные люди издают очень сильный запах, по силе его можно сравнить разве что с запахом разлагающихся тел в морге, где лежат отказники-«потеряшки» – через пару месяцев нахождения в холодильнике запах становится невыносимым и протухание это со временем все усиливается и усиливается… Бомжи пахнут почти так же – отвратительно, кисло, пронзительно, удушающе, непереносимо. Занавеска мало препятствует проникновению запаха в коридор, так что всем людям в приемном отделении этот запах достается. По отсутствию протестов со стороны «чистых» больных и сопровождающих их родственников можно сделать вывод о характере и россиян, и значительно разбавивших их ряды в последние годы жителей бывших азиатских республик. В вагончиках на стройках, где эти жители живут постоянно человек по десять, – атмосфера аналогичная – им привыкать не приходится…
Больные, с родственниками и без, находятся в приемном отделении от часу до двух, трех и четырех часов. За это время проводится их обследование (осмотры врачами-специалистами, кровь, рентген, МСКТ, ЭКГ и прочее). Вот здесь больные ропщут… но это не помогает – обследование есть обследование. Для облегчения состояния имеются четыре лежака в двух кабинках, одноразовые стаканчики, водопроводная вода, пятиместные железные лавочки в коридоре, числом семь, и незапирающийся туалет. Девочки, что сидят возле, в коридоре, сторожат мальчиков, и наоборот, если вы пришли в туалет без родственников и пока справляете нужду. Естественно, о салфетках и одноразовых полотенцах задаваться нет смысла.
Всю эту грязь беспрестанно убирают две санитарки, но туалет – такая «тема», куда идут люди, с которыми всегда «что-то случилось», поэтому в туалете с вами всегда очередной шок.
Для перевозки неходячих больных имеются четыре инвалидных кресла и четыре каталки (носилки на колесиках), а также четыре кресла для перемещения больных здесь – по коридору. Весь этот «гужевый» транспорт не модернизировался давно, изношен, тарахтит, бросает грязь из-под колес на больных, подставки для ног отсутствуют, ткань «залоскнута» и не отмывается, возят на них всех, не делая различия, – и грязных, и бомжей, и чистых людей.
Естественные надобности у больных людей имеют более широкий перечень и «масштаб», чем у здоровых, он дополняется опорожнением желудка, вытекающей из них кровью, уличной грязью на их одежде и телах, и еще бог весть чем, так что все тяжелые больные, сбитые машинами, упавшие, побитые грабителями и в драках, ходячие и находящиеся без сознания в коме, – все они через одного описались и обкакались в разной степени консистенции, испачканы, промокли во всем перечисленном, в самых немыслимых комбинациях испачкана их одежда, они от этого мерзнут, для чего у санитаров по сопровождению больных имеются одеяла. В этом месте не стоит спрашивать, где у каталок и одеял «головной» конец, а где «ножной». Бессмысленно и вредно задумываться – почему кресла такие грязные и такие старые. Так же совершенно бесполезно задаваться вопросом – почему асфальтовые дорожки, по которым развозят больных по отделениям и на обследования между пятью корпусами больницы, такие неровные, а каталки железные, такие ржавые и такие громыхающие, а кресла – «хромые» и ломаные. Те качества россиян, которые позволяли им выжить в приемном отделении, должны постоянно поддерживаться на уровне – тренироваться, чтобы качества эти не снижались – дороги и «транспортные средства» у россиян по-российски аскетически брутальные.