Его звонок раздался в тишине квартиры, когда она только переступала порог. Особенная мелодия, запрограммированная на входящий звонок с его номера, точно сообщала – это он.
– Не обижайся, – в тоне его голоса сквозняком пронеслась холодная вежливость. – Пока имел возможность говорить, сказал открытым текстом, а ты опять в том же направлении.
– Женщины – существа странные. То она понимает с полувзгляда, то не понимает прямо сказанных фраз.
– Ты всегда понимала меня с полуслова… У меня сейчас цейтнот, перезвоню, когда смогу…
– Конечно, звони в любое время дня и ночи… тебе это разрешено, другим нет, – лукаво добавила она.
– Не понял, каким другим? – он вдруг передумал прерывать разговор.
– Ух ты! Неужели я чувствую тонкий аромат ревности? Хоть крошечный?
– Совсем не крошечный, а вполне ощутимый, – в его ответе прозвучала настороженность.
– Когда ревность похожа на лёгкий укольчик – это возбуждает. За два года нашего знакомства я впервые уловила от тебя признаки ревности, забавно…
– А разве не я говорил, что если бы ты была моей женой, то я покрыл бы тебя паранджой и запер бы дома, – игра в слова нравилась ему.
– Это было сказано на заре нашего первого месяца и, как мне помнится, только для красного словца!
– Тем не менее мы вернёмся к твоим «другим» чуть позже…
Ей очередной раз захотелось сесть в поезд дальнего следования, который уносит прочь от родных мест, обещая вихрь новых ощущений и впечатлений. Глоток свежих эмоций она прописала бы себе в рецепте и твёрдо следовала бы предписанному. Но она не врач, даже не медсестра, хотя мама частенько называла её «скорой помощью», когда она в сотый раз спасала кого-то.
Самой вылечиться не получалось. Она болела им второй год, оправдывая его длительные бездействия, радуясь внезапным мгновениям нежности, редким путешествиям на пару дней – в общем, получалась песня: «Любовь… как боль. Расставание… как дыхание». Но глотки свободы не расширяли, а путали пространство, превращая дни в тоскливый заброшенный мир.
Она вышла на балкон. Весна. Снег таял. Уходящая зима обнажала пролежни мёртвой земли.
Её жизнь для окружающих представляла жирный кусок удачи, вызывая зависть. Высокооплачиваемый специалист, красавица, умница, с комсомолом не получилось в связи с перестройкой в обществе. Командировки в Европу, престижный автомобиль, жилплощадь размером с теннисный корт. И, конечно, востребованность.
Вниманию противоположного пола завидовала даже близкая подруга, имея тихое семейное счастье.
Смешно и грустно. Когда ты имеешь всё, кроме эквивалента зарплаты, о котором мечтаешь, то считаешь спокойный уют обычным существованием. Когда у тебя есть всё, кроме домашнего очага, ты готова отдать все материальные блага за семейные ценности.
Воплотить мечту тривиально не получалось. Её единственное замужество закончилось банальным разводом с разделом имущества. Пять лет жизни в браке дало ему право на совместно нажитое, хотя последний год он был «домохозяйкой» без прилагаемого желания к ведению этого хозяйства.
В течение долгих шести месяцев после судебных дрязг она выздоравливала.
Как началась её новая история, она припоминала с трудом. Он утверждал, что заметил её на юбилее общих знакомых, когда она была с бывшим. В недрах своей загруженной памяти ей казалось, что она тоже вроде бы отметила его – элегантного, статного.
Но ни лица, ни цвета костюма, ни его поздравительных слов юбиляру она не запомнила. Ярко-красный галстук – единственное, что память предлагала в качестве компенсации её невнимательности.
Следующая их встреча была через год и вновь на юбилее общих знакомых, куда она пришла с одним только желанием – напиться и подцепить кого-нибудь на время. Рана от предательства ещё кровоточила.
В тот вечер она запомнила его отчётливо. Взгляд охотницы поймал его заинтересованность. Но он был с женой – милой домашней курочкой в хорошем смысле. Такая всегда выслушает, найдёт оправдание плохому настроению супруга, создаст уют даже в шалаше и будет ненавязчиво оберегать от нервозности жизни.
Создавать комфорт для других и себя у неё тоже получалось без трудностей, но балансировать, уступая в процессе ссор или партнёрского недовольства, она не любила. Говорила обычно сразу то, что раздражало. А раздражала неопрятность в доме, в отношениях и в душевных качествах. Видимо, поэтому муж ретировался, не желая слушать её максимализм. А в качестве компенсации прихватил добрую половину приобретённого ею.
В тот вечер, когда напиться не получалось, она, скучая, стала отвечать долгим недвусмысленным взглядом на его заинтересованность. Она даже пригласила его танцевать, вдруг поймав себя на желании прикоснуться к нему и почувствовать хоть какой-нибудь отклик в своём одиноком теле. Реакция тела весьма удивила. Когда он приобнял её талию, пошла общая вибрация по организму. Непроникающий алкоголь мгновенно всосался в кровь и одурманил мысли.
Ого! У него крепкие, ненаглые руки, нежные, но требовательные. Интересный мужчина!
Утром сознание разбудило ее головной болью. Реанимировавшись чашкой капучино, она облокотилась на подоконник и стала вспоминать, чем закончился вечер.
Потом он рассказал, как она тихо мурлыкала слова песни, которая соединила их, ласково прикасаясь к его уху. Он сделал вывод, что не ошибся в своём выборе.
– Я тебя не знаю, но я тебя чувствую, – эти слова он произнёс на первом свидании. Номер телефона она прошептала вместе с мелодией танца.
– Хороший номер, – улыбнулся он в ответ.
Она запомнила его улыбку – искреннюю и открытую. А прищур его глаз в сочетании с улыбкой повествовали о единственно верном определении его сущности – игрок с лёгким уклоном романтизма.
Забавно, ведь по натуре она тоже была – игрок.
«Наши встречи – это всегда встречи с прекрасным» – его умение выстраивать фразы изумляло её. Красиво излагать мысли не каждому дано.
В первый совместный вечер они, прощаясь, долго сидели в машине, почти не касаясь друг друга. Смотрели, говорили, молчали, вздыхали.
Оказавшись дома, она причинно стала плакать. Не от одиночества, не от ущемлённого желания тактильности. Слёзы выплеснулись наружу как компенсация за необъяснимую нежность, которая не только проникла внутрь, а заполнила все клеточки её обыденной бесчувственной жизни. Возникло желание не отпускать его никогда. Это испугало. Слёзы вместо успокоения приносили смятение.
