— Улыбайтесь так, словно угодили на
прием к императору! — орет фотограф. — Позу, позу красивую! Радость на лице!..
А мне хочется сдохнуть и не видеть всего
этого безобразия. Какая радость, какие улыбки? Стою, как идиотка, возле древней
каменной кладки, дурею от жары и желания придушить Светку. Тоже мне, подружка.
На кой ляд вытащила в это путешествие? Сказала: развеешься, снимешь стресс.
Угу, будто мне в родной Костроме мало
развалин.
Мимо проходит толпа туристов —
фотосессия временно притормаживается. Я на секунду расслабляюсь, перестаю
лыбиться. Фотограф морщится недовольно и
опускает камеру.
— Никто не знает, в честь какого
божества и когда была построена эта арка, — заунывным тоном вещает экскурсовод.
— В стоящей рядом пирамиде были найдены незнакомые символы, которые до сих пор
не удалось расшифровать…
— Тамара, кончай делать вид, будто
помирать собралась! — кричит мне Светка. — Зря, что ли, мы сюда так долго
перлись? Пусть хоть фотки на память останутся.
— Улыбаемся и машем! — опять за свое
фотограф. — Машем и улыбаемся!..
— Вспомни о чем-то хорошем! — советует
подружка. Чтоб ей пусто было.
О чем вспоминать? О том, что мне сорок с
приличным хвостом, а я одинока, как луна на небе? Не на кого ночью ногу
закинуть. На работе не коллектив, а террариум. Соседи второй год ремонт делают.
Зуб снова ныть начал.
Дочка единственная ― и та исчезла. Как
сквозь землю провалилась. Она уже взрослая, самостоятельная. Наверное, устала
от моих нравоучений и советов. Вот и сбежала выступать где-нибудь без моего
ведома. И чем ее так прельстили танцы?..
Со всех сторон сыплется, точно злой
волшебник опрокинул надо мной ведро злых заклятий.
— Ну же! — рявкает Светка.
Вяло поднимаю руку, растягиваю губы — не
уверена, что получилась улыбка. Скорее, предсмертный оскал.
И тут за моей спиной что-то взрывается.
Яркий свет ослепляет. Мир кружится, а меня точно подхватывает теплым потоком и
несет в неведомом направлении.
Открываю глаза, привычно тянусь к
тумбочке за очками.
Привычно не нахожу, чертыхаюсь и
поднимаюсь с кровати. Опять забыла в сумке. Или вообще на работе…
Путаюсь в чем-то длинном, лечу на пол.
Откуда такое длинное одеяние? Всегда сплю в майке и трусах, с детства.
В больнице, что ли, ночнушку натянули?
А-а-а, ясно, взрыв был ничем иным, как
солнечным ударом. Перегрелась-таки на солнце и загремела в больницу.
Доигралась, дофоткалась на сорокаградусной жаре.
—
Сати Тамани!.. — раздается откуда-то сверху. — Вы очнулись? Великая радость!
Потираю ушибленный локоть, смотрю снизу
вверх на незнакомую девушку. Вполне приятная, чернявенькая, волосы заплетены во
множество косиц и причудливо уложены на голове. Вот только одежда странная.
Давно ли разрешили медсестрам носить шелковые шаровары, длинные туники и
расшитые бисером туфли?
— Очнулась, — признаюсь и продолжаю
пялиться на туфли девушки. Есть в этом нечто странное. Необычное.
Точно! Я же без очков, но рассмотрела
мелкий бисер. Вернее, малю-ю-юсенькие камушки, собранные в некое подобие
цветка.
— Необычная обувка, — признаюсь вслух.
— Это же вы мне подарили в тринадцатом
месяце на день Великой Матери, — радостно объявляет девушка.
Каком-каком месяце?! День матери в ноябре
отмечают. Я точно помню — Варенька никогда не забывала поздравить.
Трясу головой, с силой потираю виски.
Принимаю протянутую девушкой руку и поднимаюсь. На удивление легко, хотя долго
просидела на полу в неудобной позе. Спину не тянет, ноги не гудят.
— Ты кто такая? — спрашиваю у девушки. —
Чего вырядилась как на Хэллоуин?
— Мина, ваша служанка, — чеканит та.
Прикладывает одну ладонь к сердцу, другую к виску и кланяется. — А господина Хэла тут нет, он проживает в
главной пирамиде.
— Чего-о-о?! — возмущаюсь я.
Хочу отругать медсестру за распитие
спирта на рабочем месте, но озираюсь по сторонам и тут же забываю, что
собиралась сделать. Это комната — определенно не больничная палата. Скорее,
покои принцессы. Узкая кровать, застеленная розовым покрывалом. Громадный, во
всю стену шкаф, изящная тумбочка из белого дерева.
— Что за дрянь?
Тыкаю пальцем в металлическую
конструкцию, напоминающую цветок в горшке. Та отзывается на прикосновение,
раскрывает «бутон» и являет сердцевину в виде чаши. В ней — дымящаяся ароматная
жидкость.
— Чаецвет, — хихикает Мина. — Его вы
тоже не узнали? Чашка заполняется чаем за два удара барабана. Вашему дядюшке ее
подарил сам главный жрец Хэл.
Служанка снова кланяется и слегка
розовеет. Кажется, этот Хэл ― важная шишка. Только мне до него какое дело?
Поскорее бы проснуться. Все происходящее просто не может быть реально. Скорее,
это плод моего обожженного солнцем сознания.
— Ага, чаецвет, — поспешно соглашаюсь. —
Дядя, который умер десять лет назад. Хэл и служанка. Все сходится!
Замахиваюсь и опускаю ладонь на
собственную щеку. Пощечина обязана привести в чувство.
Больно-то как! Только не помогает.
— Что с вами, сати Тамани?.. — воет
рядом Мина. — Не делайте так больше, лицо испортите, как же появитесь перед
господином Хэлом, Бэлом и Виллином?
Кажется, мне становится хуже. Мало было
новостей, так теперь еще эти: Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф объявились. Все,
завязываю с солнцем и переутомлением.
— Пойду, приглашу вашего дядюшку, —
суетится служанка. — Маэстро Михо сумеет вас успокоить.
— Стой! — хватаю ее за край туники. И
тут же отпускаю.
Руки не мои. Но отчего-то выполняют команды.
Одуреть можно!
Подношу к лицу чужую ладонь,
рассматриваю тонкое запястье, длинные пальчики, ухоженные ноготки. Эти ручки
точно никогда картошку на даче не копали. Ни морщинки, ни трещинки.
— Зеркало дай! — требую у Мины.
Назвалась служанкой, пусть помогает. А
вообще не до нее сейчас. Оказывается, я пользуюсь не только чужими руками, но и
голосом. Звонким, как хрустальный колокольчик. Необычайно бойким и молодым.
— Очуметь!..
Щипаю незнакомую пухлую щеку, округляю
миндалевидные золотистые глаза. Смотрю в поданное служанкой зеркало и все
сильнее верю, будто сплю. Невозможно помолодеть от перегрева. Тем более
измениться настолько.
Вместо привычного лица вижу незнакомку:
нежная кожа, бровки вразлет, чуть вздернутый любопытный носик. Золотисто-русые волосы
до подозрительно маленьких розовых пяток.
Ошалело ощупываю тонкую талию, касаюсь
высокой груди. Улыбаюсь и трогаю белоснежные зубки.
— Отпадно выглядишь, малышка! — сообщаю
отражению на манер своих учеников-третьеклассников.
Похожу на куколку из маминого сервиза:
маленькая, стройная, молодая. Лет семнадцать, максимум восемнадцать.
— Вы всегда были красавицей, — замечает
Мина. — После падения немного не отошли, потому бледненькая. Но маг-лекарь Анри
это исправит. Сумел же он вас с того света вытащить. Усыпил магически, пока
лечил раны. Даже шрама не осталось.
