ГЛАВА 1
Открываю глаза и тут же вижу его лицо. Мрачная, самодовольная ухмылка Вайнаха заставляет поёжиться. Я не была в восторге от его брата, долбаного насильника, а теперь и вовсе проваливаюсь в уныние. Мне никогда не избавиться от этой проклятой семейки и их адских игрищ. Им нравится меня истязать, нравится играть мною, словно мячом, то забирая друг у друга, то пиная обратно.
Ненавижу… Как же сильно я их ненавижу. Этих двух ублюдков, испоганивших мне жизнь. Один уже за это поплатился. Я видела его окровавленное тело, валяющееся у обгоревшей машины. Хотя… Он спас мне жизнь. Проклятый насильник спас меня, вытолкав из салона до взрыва. Но этим оказал мне медвежью услугу, потому что теперь я попала в руки к ещё более злобному зверю. К его брату… Извергу, из-за которого меня изнасиловали. Извергу, отобравшему у меня прежнюю жизнь и мужа. Извергу, который сделает всё, чтобы доломать меня, стереть в пыль.
— Нет… Нет… — мотаю головой, силясь встать с дивана, на котором лежу, но он придавливает меня своей огромной лапищей, положив её мне на грудь и склонив своё лицо так низко, что едва не касается губами моих губ.
— Соскучилась, красивая? Ничего не говори, — его рука движется по моему телу вверх, пальцы ловко и быстро сжимаются на горле. — Я знаю, что соскучилась. Поздравляю тебя. Ты выполнила свою миссию.
— И что теперь будет? — сглатываю вязкую слюну, но пересохшее горло смочить так и не получается.
— Для тебя всё кончено, — его усмешка, словно острое лезвие ножа, полосует меня по остаткам нервов, и я закрываю глаза, не в силах смотреть на него.
— В каком… В каком смысле кончено? Ты меня убьёшь?
Скорее всего. Ведь он отомстил брату, а значит, и я больше не нужна.
— Уже убил. Тебя больше нет. Ты не существуешь. Числишься погибшей, как и мой брат.
Я широко распахиваю глаза и, вперившись в него острым взглядом, поднимаюсь на руках, но он снова надавливает мне на грудь, при этом цепляя сосок сквозь майку. О том, почему я сейчас в одном белье, думать не хочется.
— Что это значит? Объясни. Как это не существую. Я же здесь… Я жива, — ответ я, конечно же, уже знаю. Вижу по его наглой ухмыляющейся морде. Я догадываюсь, что он сделал, но всё ещё отказываюсь верить. Он не может быть подонком настолько!
— Позже покажу тебе свидетельство. Говорят, твой муж очень горюет. Ужасно убивается. С ума сойти, — с наигранным сожалением качает головой, а я чувствую, как губы кривятся в улыбке. Хмыкаю с истерическим смешком и отодвигаюсь от него, насколько могу. Не намного. Лишь освобождаюсь от давившей на грудь, словно камень, руки.
Имран поднимается, поправляет чёрный пиджак. Под ним чёрная рубашка и брюки того же цвета. Словно траур.
— Зачем? — шевелю губами, но голос свой не слышу. В ушах стучит и шумит.
— Хочу посмотреть, что будет с твоим возлюбленным. Как его корёжить будет. Как он орать будет и выть на луну. И тогда, быть может, избавлю его от мучений.
— О ком ты? Об Антоне? — мотаю головой, категорически не понимая, зачем ему страдания моего мужа. Разве он его не отпустил, забрав меня в уплату долга?
— Да нахрен мне твой муженёк. Я вернул должок брату. Ты же помнишь моего брата? Или уже забыла? — скалится, словно акула, отпивает что-то из стакана и протягивает его мне. — Выпьешь? — спрашивает так просто, так спокойно, словно не он только что объявил мне о моей же гибели.
— Разве Булат не погиб?
— О, нееет, — тянет довольно. Мы с братом заговорённые, нас так просто не сгубить. Хотя, конечно, попытки были. Но нет, у меня не было цели убивать его. Зачем? Я хочу, чтобы он горел в огне, как когда-то горел я. Убивать его нет смысла.
— Но он думает, что погибла я… Да?
— Ну наконец-то. Дошло, — он щёлкает пультом и устраивается в кресле, будто позабыв о моём существовании. А я оглядываюсь вокруг, панически соображая, что делать дальше.
Встаю с дивана, босиком шагаю по ковру. Здесь прохладно, или меня знобит.
— Отпусти меня, — произношу тихо, встав за его спиной и кутаясь в плед, которым была укрыта. Мы в комнате вдвоём, но я понимаю, что, стоит мне напасть на него, на шум сбегутся охранники. Я ещё помню гориллу Ваху. Да и сам Имран вряд ли будет бездействовать. Только если вырублю его с первого удара, что сделать будет крайне трудно, даже если вооружиться чем-нибудь тяжёлым. К примеру, вон той кочергой у камина.
Я не решаюсь действовать так. Это глупо и необдуманно. Не успею даже пикнуть, как Вайнах размажет меня по стене, словно назойливую муху. Тем более что искать меня теперь уже точно никто не будет. Все, кто меня знал, теперь думают, что я погибла при взрыве. На Антона, конечно, надежды у меня не было и до этого. Он мог уже сто раз поднять город на уши. Так сделала бы я на его месте. Но муженёк расплатился мною за свои долги, разумеется, этот трус не станет переть на Вайнаха – больно дрожит за свою шкуру.
А вот Булат… Булат меня искал бы. Только с ним всё неясно. Кажется, он сам пострадал при взрыве. Я помню, что видела его в луже крови с изувеченным лицом. И Имран сказал, что он тоже вроде как считается хорошо погибшим.
Какой же страшный человек… Смотрю ему в затылок, на беспорядочно растрёпанные, слегка вьющиеся черные волосы и не могу себе представить, каким нужно быть подонком, чтобы сотворить такое с родным братом. Мне страшно от этого и хочется плакать. Хочется бежать, но куда? Прямо в окно? И там решётка… Как в тюрьме.
— Отпусти меня! — повторяю громче, но Вайнах будто не слышит, продолжает смотреть новости, как ни в чём не бывало. — Имран! Пожалуйста… Я уеду. Далеко уеду. И не вернусь сюда больше. Только позволь мне уйти отсюда. Я никому ничего не расскажу. Пусть твой брат думает, что я погибла, хорошо! Но позволь мне уехать и забыть всё это, как страшный сон.
— Ваха! — зовёт своего цепного пса, и тот незамедлительно появляется на пороге. — Уведи её отсюда, я хочу новости посмотреть.
ГЛАВА 2
— Пусти меня! Пусти! — отбиваюсь от гориллы, схватившего меня за руку своей гадкой лапищей, и визжу до хрипоты. — Пусти, сказала! Не лапай меня своими ручищами! Имран! Имрааан! — ору так, что, кажется, стакан в его руке сейчас лопнет, сам же Вайнах даже ухом не ведёт, сосредоточившись на своей проклятой плазме. — Ты подонок, слышишь?! Я всё равно убегу! Всё равно избавлюсь от тебя, даже если мне придётся перерезать тебе глотку! — я нарываюсь. Хочу, чтобы он хоть как-нибудь отреагировал. Но сволочь молчит, словно специально.
Ваха больно встряхивает меня, рычит на ухо:
— Уймись, а то порву!
— Не уймусь! Я не позволю вам и дальше ломать меня! Я человек, мать вашу, уроды! Я – человек! Не ваша игрушка!
Ваха вытаскивает меня в коридор, и, когда дверь в кабинет Вайнаха закрывается, я впечатываюсь в стену спиной, отчего перехватывает дыхание и боль простреливает позвоночник. Горилла хватает меня за шею, сдавливает и кривит свой рот.
