1
Зимой мрачный и серый, тесный провинциальный город плевался слякотью в прохожих; обречённо смотрел грязным снегом обочин; орудуя короткими пасмурными днями, старался подавить волю. Всё, к чему он прикасался, становилось тяжёлым и бессмысленным. И даже мысли так обледенели, что не могли уже подняться в воздух и безнадёжно бродили от торговых рядов до спален. Любая мечта представлялась глупой и недостижимой, любое дело – долгим и утомительным.
Наваливалась быстрая ночь, и это жуткое, неестественное, фиолетово-розовое зарево от фонарей, как будто нет ничего кроме этого; нет луны, нет звезд, нет космоса, а только это мутное зарево, которое и есть вся вселенная.
Отдельные улицы сохранили ветхие бревенчатые одноэтажные дома с резными окнами, бывшие когда-то жилыми. В одних обосновались различные магазины, а другие так и стояли заброшенными, с выбитыми стёклами и чёрной пустотой внутри. Пустота эта могла забираться в сердце смотрящего и действие имела угнетающее.
Но в мае всё поменялось: лица, краски, слова. Нечто иное растворилось в воздухе, и бездомная рыжая собака возле вокзала не смотрела уже так тоскливо и отрешённо, а лениво дремала возле стены. И неуместные пустые дома на фоне зеркальных новых зданий утратили свою силу и виделись скорее забавным недоразумением.
Даже я, шагая вчера по тротуару, поймал себя на том, что чему-то рад, но найти причину этой радости не смог, как ни пытался. Всё вокруг наполняло иллюзией смысла, беспочвенным ожиданием успеха, создавало видимость перспективы.
Незаметно разлилось лето, начало и середина которого были слишком знойные или, наоборот, беспросветно дождливые. И наконец в начале августа установилась тёплая, солнечная, но не жаркая погода.
Вот в этой паузе надо остановиться, так как в это время и будет развиваться наше странное повествование. События в нем, наверное, похожи на причудливую схему, но, однако, это для лучшей наглядности и для того, чтобы не нагромождать лишнего.
Но к делу. Координаты цели занесены, давайте увеличим масштаб. Вот уже крыши и улицы чернеют на городском ландшафте, обозначились и люди, снующие по каким-то своим делам.
Один из них и есть наш герой, о котором речь пойдёт ниже. А вот, кстати, и он. Видите, к перекрёстку подходит, голову опустил? Но давайте опустимся на землю.
Это был молодой человек лет двадцати пяти и никаких особенных примет не имел. Далее вдаваться в детали внешности и подробности биографии не вижу необходимости, так как в нашем случае они не имеют решающего значения, да и читателю легче самому создать внешний образ героя, чем перенять его у автора во всех подробностях (по крайней мере, я сам с этим сталкивался).
Только для этого, только из этих неудобств я и умолчал о сказанном выше (и даже не сказал о самом главном, о личных качествах), а не из-за лени или других каких-то неуважительных причинах.
Чистый лист хорош тем, что можно исписать его своим пером. И по мере развития действия лист этот должен нести очертания соосностью образа, ведь форма определена читателем.
Может быть, кто-то разглядит эту форму в известных лицах знакомых, а может, и в самих себе, не буду мешать.
Но вот оставаться безымянным он не может, и следует подыскать ему имя. Ну, например, Ренат. Так и будем называть его в дальнейшем.
Далее следует осветить некоторые недавние события, произошедшие в жизни этого человека, к чему и приступаю.
2
Все это случилось около полугода тому назад, когда Ренат будто бы все осознал.
Он всегда, с детства, хранил потаённые высокие чувства о мире. Он полагал, что всё идет по восходящей и все примитивные существа в начале жизни Земли развивались, изменялись, приспосабливались, чтобы наконец люди завершили бы историю страдания и все стало по-новому. По-справедливому, по-человечному, по-разумному. И даже животных изменили бы люди так, чтобы жили они в мире и согласии.
Сначала Ренат возлагал надежды на прогресс, но увидел, что все чудеса техники имеют и свою изнанку. Чем эффективнее могут люди лечить и помогать, так же и массово могут убивать; чем больше вещей имеют люди, тем быстрее скучают.
Тогда Ренат подумал об эволюции и сказал себе: «Далеко люди ушли от животных, но всё так же прикованы к миру своими желаниями. Новые высоты сострадания нам открылись, но и такой изощрённой жестокостью не обладает ни один другой вид. Интересно, если бы мы перешли на более высокую ступень развития в результате какого-то неизвестного процесса, какими бы мы стали? И не шагнёт ли безумие наше тогда на новый уровень?»
Ренат увидел мир, как темницу, в которой нет выхода, и поразился сам себе. Всё было то же, но всё обрушилось. Исчез смысл, исчезла суть!
Ренат смотрел, как несколько дней или недель созревает плод в его сознании. Наблюдал он за этим как будто отстранённо, как будто не сам это создавал и осознавал. И наконец этот плод созрел, и упал, и покатился к ногам Рената. Это был плод смерти. Он поднял свое детище, поглядел на него, вдохнул его запах.
Здесь было что-то ужасное и мерзкое, склизкое и мягкое, холодное, резкое и отвратное. Но с тем же и сладкое.
Однако вкушать плод сейчас Ренат не решился, сославшись на время, где будет подан стол и другие блюда дополняли бы эту странную трапезу.
То есть Ренат предположил почему-то, что всё должно произойти летом, непременно в тёплый солнечный день. Наверное, чувствовал себя смелее и сильнее в такие часы. И даже выбрал час, не зная погоды, но почему-то знал, что будет именно так. Откуда такая точность? Это был день рождения Рената. И он видел какую-то особенную дерзкую красоту в этом фатальном слиянии.
Кто-то скажет, что это не причина, а только повод, ну а причина совсем в другом, намного пошлее и обыденнее. Может, это и так, но если хорошо поскрести нечто чистое, то за тонким напылением можно увидеть что-то банальное и неприглядное. Но, однако ж, нельзя сказать, что всё едино. И если есть воля измениться, хотя бы немного, тогда что знает из этого можно вырастить? Но вернёмся к главному.
Трудно поверить, но, придя к этому, Ренат испытал облегчение. «Завтра» перестало существовать вовсе, был лишь один сегодняшний день. И день этот был ценен самим только фактом своего существования, тем, что он один из немногих оставшихся, один из последних.
Кроме того, не надо было никуда спешить, бояться потерять или не суметь обрести что-либо. Не за кем было гнаться и не с кем себя сравнивать. Оказалось, можно просто наблюдать, как течёт время, и ничего не ждать.
Но пришло время действовать, и от былой лёгкости не осталось и следа.
