Ещё утром Ранхусу казалось, что день пройдёт, как обычно, в рутинных делах и заботах. Секретариат всегда составлял план работ на месяц вперёд, и король его соблюдал. Практически всегда. На сегодня были запланированы пара малозначимых переговоров с главами гильдий, встреча с министром природных ресурсов, деловой приватный обед с послом Лангая, затем короткий отдых, подписание различных бумаг, просмотр почты, согласование ответов... Всё как всегда, и расписано почти по минутам.
Собственно, до обеда так и было. На обеде же посол Лангая джент Юсташ-Кин, который обычно вёл себя как парализованный истукан, сегодня неожиданно стал проявлять бурные эмоции. Он очень старался душевно улыбаться и даже шутить, пытаясь демонстрировать собеседнику своё небывалое расположение. Подобное поведение лангайца заставило Ранхуса задуматься над причинами столь разительной перемены. Может, джент Юсташ-Кин знает что-то такое, что пока неизвестно ему самому, и таким образом готовит почву для дальнейших действий?
В голову сразу пришла мысль о Гнёзде. Служба внутренней безопасности докладывала о странных происшествиях, случающихся там в последнее время с завидным постоянством. Но никаких выводов пока сделано не было из-за незначительности всех случаев. Появилось несколько новых скупщиков минералов? Так никто не запрещает горнякам торговать с другими странами. Главное, чтобы налоги в казну государства текли непрерывной струйкой. Замечено непонятное движение возле тоннелей? Возможно, кто-то присматривает место для нового постоялого двора или таверны. Народ в Митре стал проявлять волнение? Надо вице-короля спросить, что вызвало напряжение. Ему ли не знать?
Ранхус мысленно ругал себя за невнимательность и некоторое попустительство к делам Гнёзда. А ведь ещё дед предупреждал его, что нельзя упускать из рук нити управления этой территорией. Уйдут, как пришли. Закроют тоннели, и поминай как звали. Может, дело к этому и идёт? Роют себе потихоньку новые проходы в сторону Навакра. Теперь-то средства позволяют, когда подводы с рудой и минералами сплошным потоком идут на продажу во все стороны света. В тот же Навакр, только кружным путём.
Но при чём тут Лангай?
Ранхус понял, что загнал себя этими размышлениями в тупик, а к причине воодушевлённого поведения посла так и не приблизился.
– Джент Юсташ-Кин, давайте отбросим дипломатию и вы мне прямо скажете, какая надобность заставила вас… – Ранхусу очень хотелось сказать: «Кривляться передо мной», но этим бы он нанёс непоправимый ущерб отношениям с Лангаем, так как оскорбить посла - значило оскорбить самого раджу. Пришлось сказать не то, что хотелось: – Заставила вас проявить столь душевное отношение к моей персоне?
По какой причине лангайцы считали себя высшей расой, избранным народом, не знал никто во всём мире, но давно смирились с их высокомерным поведением и не обращали на это внимания.
Почти не обращали внимания.
Смотрят со снисходительным превосходством? Так они и друг на друга так смотрят, даже на собственного раджу. Эмоций не показывают? Сила традиций и воспитания. Наоборот, когда на лице лангайца улыбка появляется – страшно становится: чего это вдруг?
Вот правитель Лигра и решил не ходить кругами да рядами, а выяснить всё без обиняков.
– Ваша помощь, светлоликий владыка, – расплылся в слащавой улыбке посол.
Ранхус сумел удержать на лице невозмутимое выражение и даже чуть склонил голову, как бы соглашаясь. Но новая волна беспорядочных мыслей затопила его голову.
Когда и какую помощь он оказал Лангаю? Не было никакой помощи! Или кто-то это сделал за его спиной? Вообще, какая помощь вдруг понадобилась всесильному радже? Чего он не знает в собственном государстве?
Юсташ-Кин так и не удосужился что-либо прояснить королю Лигра, ещё раз десять поблагодарил неизвестно за что светлоликого владыку и удалился восвояси, не стирая с лица дурной улыбки.
– Ничего не понимаю… – буркнул Ранхус и пригубил бокал с вином. Он только собрался вызвать секретаря для разъяснения некоторых животрепещущих вопросов, но яркая вспышка света справа заставила его резко повернуться. Витражная дверь снова отразила луч солнца, на мгновение ослепив мужчину. Но он уже знал, кто посмел нарушить его трапезу. Жестом остановив слуг, король сквозь стиснутые зубы произнёс имя: – Ксора…
– Я на пару минут, – чуть виноватым, но уверенным тоном сообщила женщина, стараясь не смотреть на Ранхуса.
Мужчину это обидело. Да, он виноват перед ней. Не сдержал данного слова. Но он – человек, просто человек. Значит, имеет такие же пороки и слабости, как и другие люди. Разве можно за это наказывать столь жестоко? И не смотреть вот так, демонстративно отводя глаза и чуть ли не отворачиваясь.
– Оставьте нас! – Слуги с поклоном покинули трапезный зал. Ранхус встал и приблизился к гостье. – Ксора, – он попытался обнять её, но женщина ловко увернулась. Больше попыток не было. Поймать бывшую возлюбленную в объятия было невозможно, если она того не желала. Проверено неоднократно. – Ты жестока! Ты столько лет не приходила.
– Приходила. К дочери. Часто, – односложно и совершенно безэмоционально произнесла гостья.
– А я, значит, до сих пор не прощён? – с небольшим нажимом поинтересовался Ранхус.
– Прощён, – тон Ксоры остался прежним.
– Тогда почему ты так холодна? – горечь в голосе короля была сравнима с мольбой.
Она наконец подняла на него глаза.
– Ты забыл, кто я? – солос женщины чуть потеплел, а взгляд ласкал, как когда-то, очень давно, но всё равно надежды никакой не сулил.
– Нет, – сдался Ранхус. Повернуть разговор в нужное ему русло не вышло. Собственно, никогда не получалось. Ксора всегда была честна и прямолинейна, в отличие от прочих женщин, которые говорят: «Нет!», а думают: «Может быть». – Прости. Какое у тебя дело?
– Я пришла за ней. Она уже готова, – взгляд женщины соскользнул с лица Ранхуса и замер на вазоне с цветами.
– Что? Уже?! – Король знал, что такое время настанет, но никак не предполагал, что оно придёт так скоро. Ранхус был готов на самые безумные поступки ради того, чтобы дочь… любимая дочь осталась с ним. Но это было невозможно. Это он тоже знал всегда. – И… куда ты её поведёшь?
– В Лангай.
Ранхус заскрипел зубами от собственного бессилия. Король, властитель государства, вершитель чужих судеб не вправе что-то запретить этой женщине и её дочери… своей дочери. Таков договор.
– Так вот о какой помощи твердил мне посол, – усмехнулся он невесело, – а я себе чего только не напридумывал! Ты её заберёшь прямо сейчас?
– Нет, через два месяца, что нужны на дорогу в Лангай. И, Ранхус, прошу, не пытайся вмешиваться в её судьбу. Ты здесь не властен.
