«Эдгара По можно было бы назвать „главой школы странного“, потому что в своих книгах он раздвинул границы возможного», – утверждал Жюль Верн в эссе «Эдгар По и его произведения» (1864). Впоследствии критики нашли более удачные эпитеты и определения, позволяющие «растащить» наследие великого американского писателя по жанрам – и в каждом застолбить мемориальный участок имени «безумного Эдди».
Сам Верн, которого по праву считают одним из отцов научной фантастики, во многих своих романах использовал и развивал идеи, рожденные мрачной фантазией По. В классической литературе ужасов – от Говарда Филлипса Лавкрафта до Стивена Кинга – влияние Эдгара По превосходит всю европейскую традицию готического романа.
В детективном жанре говорить о большом значении американского гения было бы неверно – Эдгар По попросту создал его «под ключ»: знаменитый дедуктивный метод и классический тандем главных героев (проницательного сыщика-любителя и его не слишком расторопного коллеги), крайне запутанное преступление, обстоятельства которого неизменно заводят в тупик официальное расследование, непредсказуемая развязка и множество других приемов и уловок классического детектива были придуманы Эдгаром По с воистину чудовищной скрупулезностью. И это при том, что писатель создал всего лишь три рассказа, в которых кабинетный интеллектуал и отъявленный мизантроп Огюст Дюпен демонстрирует свое искусство логических выводов, построенных на далеко не очевидных и, на первый взгляд, не связанных между собой фактах. К этому циклу («Убийства на улице Морг», «Тайна Мари Роже», «Похищенное письмо») зачастую причисляют и один из наиболее известных рассказов Эдгара По «Золотой жук», где читатель знакомится с неким Вильямом Леграном; этот отшельник с порывистым характером, в котором проблески энтузиазма чередуются с приступами меланхолии, во многом напоминает Огюста Дюпена – с той лишь разницей, что в своем расследовании Легран проявляет на порядок больше инициативы, нежели «диванный мыслитель» Дюпен. И хотя по сюжету «Золотой жук» напоминает более или менее традиционный приключенческий рассказ о кладоискательстве, в этой новелле логические построения поражают читателя точностью, простотой и оригинальностью, здесь нет места домыслам, догадкам или озарению и поиск истины всецело зависит от холодного расчета, примененного на практике. Именно деятельного Леграна (а не Огюста Дюпена) следует считать прототипом Шерлока Холмса.
Несмотря на то что квартет детективных рассказов По многие исследователи рассматривают как отдельный феномен в творчестве писателя, было бы ошибкой полагать, что детективные идеи, мотивы и сюжетные ходы не нашли применения в произведениях автора, принадлежащих к другим жанрам.
Во-первых, детективной прозе По присуща легко узнаваемая вязкая атмосфера кошмара; чудовищное, непостижимое преступление – частый гость в рассказах автора, пытавшегося моделировать сознание преступника. В лучших своих «страшных рассказах», где повествование неизменно идет от первого лица, Эдгар По полностью растворяется в личности своего персонажа. Его умение проникнуться безумием и пагубной страстью поражает читателя не менее, чем все чудовищные обстоятельства преступления. Помрачение рассудка не позволяет герою «Береники» (одной из самых мрачных новелл По) осознавать, что происходит. Погруженный в лабиринты отчаяния, он следует велениям своей растерзанной души, и поиск ответов уводит его от пытки неведением к настоящей казни реальностью. В этом рассказе несчастный, по сути, пытается расследовать собственное преступление. Одержимый герой рассказа «Стук сердца» оказывается в столь же безрадостных обстоятельствах: осознавая весь ужас собственного злодеяния, он тщетно успокаивает себя тем, что полиция ни за что не разгадает его тайну. Но, как и в случае с Эгеем из «Береники», его разоблачение неизбежно – возмездие приходит с первыми же проблесками разума.
Отдельного внимания заслуживает «Повествование Артура Гордона Пима из Нантакета» (1838). Это одно из наименее известных широкой публике произведений, что уже само по себе странно, ведь речь идет о единственном романе в библиографии Эдгара По. Отчасти объяснение заключается в том, что сам По питал искреннюю неприязнь к большим литературным формам, а свое «Повествование…» считал неудачным и даже «преглупым». В то же время этот текст произвел ошеломляющее впечатление на Шарля Бодлера. На протяжении многих лет открытый финал «Повествования…» не давал покоя Верну, написавшему продолжение – роман «Ледяной сфинкс». А крупнейший латиноамериканский писатель Хорхе Луис Борхес считал эту вещь вершиной творчества Эдгара По.
Возможно, в противоречивых оценках «Повествования…» скрывается всего лишь извечное неприятие всего необъяснимого. Во-первых, любая попытка определить жанр романа обречена на неудачу – это немыслимый коктейль, в котором легко обнаружить все пристрастия автора. Здесь фантастика переплетается с научными данными об исследовании южных морей, излюбленные мотивы «страшных рассказов» (погребение заживо, каннибализм) мирно соседствуют с записками натуралиста. Но во всем этом многообразии отчетливо проступают и детективные элементы: запертый в трюме Артур Гордон Пим вынужден догадываться о событиях, происходящих на корабле, подобно детективу, расследующему преступление по отрывочным и разрозненным данным, и это только лишь начало «кровавого рейса», конечная цель которого – всепоглощающее проклятие рода человеческого…
Понадобилось почти столетие, чтобы по достоинству оценить столь новаторское во времена По «переключение регистров» внутри повествования: этот сплав детектива, ужаса и мистики, именуемый триллером, приобрел в наши дни всемирную популярность. И не исключено, что творческое наследие Эдгара Аллана По еще таит в себе немало загадок и сюрпризов для последователей и поклонников этого сумрачного гения.
