Великий лес
518 год от Золотого рассвета
Великий лес ожидал. Его время истекало.
Время опадало вместе с листвой с деревьев, утекало с водой в ручьях, струилось, бежало между камней и корней древних елей, уходило вслед за солнцем.
Времени оставалось слишком мало.
Человек коснулся домовины окровавленной ладонью, вскинул голову к верхушкам деревьев, и лес медленно, устало скрипя, проложил тропу. Ступал человек неторопливо, он был стар и слаб, он тоже умирал. Мох проседал под его ногами, колючие лапы елей задевали макушку, и он лениво отводил их в стороны.
Он шёл долго, упорно. Мимо проехал чёрный всадник на чёрном коне. Человек даже не повернул головы.
Стемнело, а тропа всё не кончалась. Дыхание человека стало хриплым, шаг тяжёлым, но он не останавливался. Так же на ходу он достал нож, снова порезал ладонь и оставил кровавый отпечаток на ближайшем стволе, на другом, на третьем.
Лес посчитал, что этого достаточно.
Мимо проехал белый всадник на белом коне.
Резко, точно по щелчку пальцев, рассвело, и бледные лучи солнца пробились сквозь ветви деревьев.
Тропа привела к озеру. На берегу стояла старая, покрытая мхом каменная домовина. Человек прошёл по берегу ручья, остановился у домовины, погладил ладонью по её крыше. На воде встревоженно закрякали утки и отплыли подальше.
Осторожно человек опустился на колени, заглянул внутрь домовины, но она оказалась пуста.
– Зачем? – прошипел змеиный голос за спиной. – Зачем ты приш-шёл?
Человек чуть повёл головой в сторону, но не обернулся. Уголок его губ приподнялся в улыбке.
– Зачем ты привёл меня к источнику?
– Чтобы ты увидел…
Лёгкий жаркий ветер пробежал по поверхности озера, бередя воду, дыхнул влагой в лицо человеку.
– Увидел что?
– Ш-што будет потеряно…
– Я и без этого знаю, потому и пришёл, – он хотел повернуться, но вовремя остановил себя.
Лес дышал ему прямо в затылок, и ноздрей коснулся запах прелой листвы и свежей смолы.
– Знаеш-шь… но не видиш-шь…
– И что же я должен…
Человек не успел договорить. На голову ему накинули шкуру, схватили за плечи, потянули назад, спиной впечатали в землю, и та разверзлась под ним, поглотив целиком, сразу.
И трава мгновенно выросла на том месте. Плоть человека обратилась в прах и напитала собой землю. Красные копыта красного коня потоптались по той земле, выравнивая могильный холм, и подземные воды омыли человека, и кровь его пролилась в те воды и, смешавшись с ними, потекла по лесным ручьям и дальше в извилистые реки. Она убегала, а источник иссыхал, и чёрная пустая тварь подползала ближе к лесу, и там, где лапы её касались земли, расцветали ледяные цветы измороси.
Он наблюдал из речных вод, он слушал вместе с деревьями, которые напитал своей кровью, он следил золотыми горящими глазами каждой бесплотной тени, что бродила вокруг, как зима подбиралась всё ближе, как она касалась листьев деревьев, и те облетали на промёрзлую землю.
– Если источник иссякнет, ничто уже не остановит…
– Если источник иссякнет, ничто уже не напитает…
– Если источник иссякнет…
Бесплотные потерянные души замерли на самой границе Великого леса, устремив взгляд на мир людей. Если источник иссякнет, они отправятся искать жизнь в другом месте. Они будут забирать чужие жизни, чтобы спасти свои.
Прах, подхваченный ветром, взлетел в небо. Великий лес тянулся с севера на юг, с востока на запад, и, кажется, не было ему конца. Далеко внизу ярко пылало озеро, а на берегу горела его могила, звала назад к себе. И прах вместе с дождём обрушился на берег и снова напитал землю и стал частью её, и кости вновь окрепли, и мясо наросло на тех костях, и он выкарабкался из могилы, но уже не человеком.
Медведь резко распахнул глаза. Он по-прежнему лежал на земле, всё так же шумели волны на озере, облизывая песок, беспокойно крякали утки, и ветер шуршал в камышах.
Осторожно он пошевелил медвежьей своей лапой. Его старое имя должно было быть позабыто вместе с прошлой жизнью. Больше он не слуга своего бога, тот давно умер. Отныне тело и душа его только наполовину принадлежали человеку, на другую половину он стал частью Великого леса, частью силы, что даровала жизнь земле.
– Сколько осталось времени? – тихо, не шевелясь, спросил Медведь.
И лес ответил ему, едва шелестя листвой, уже не из-за спины, не чужим женским искажённым голосом, но откуда-то с вершин сосен вздохнул протяжно:
– Ещё есть… но оно истекает…
Часть первая
Мёртвая земля
Ратиславия, Лисецкое княжество
544 г. от Золотого рассвета, месяц лютый
В завывании ветра слышался голос.
Снег бился в ставни, рвался в щели. Даре казалось, что она видела, как ветер полз от закрытой двери по дубовому полу, тянулся белыми лапами к печи, и вокруг тонкой паутинкой расползался морозный узор.
Остальные не замечали ничего, они спали безмятежно. Позади тихо сопела Веся, и только тепло её тела согревало Дару. Не будь сестры рядом, она, верно, замёрзла бы насмерть.
Огонь в крови потух, и в груди чернела пустота. Разве так должно было быть? Разве ушла Морана, потеряла над ней власть, если смерть и зима владели Дарой до сих пор?
Холодно, как же было холодно. По коже бежали мурашки. Старый Барсук рассказывал, что злые духи ночи и мрака колют кожу тысячей острых когтей, вгрызаются в плоть тысячью клыков. Верно, они выпьют всю жизнь из Дары, осушат досуха.
«Всё это лишь глупости, дурные выдумки», – сказала она себе и опустила голову на подушку.
Её бил озноб, страх глодал изнутри.
Дара вслушивалась в злую песню зимней вьюги, в каждый шорох за окном. Ей чудилось, что по крыше ползал кто-то большой, тяжёлый, он скрёб по печной трубе когтистыми медвежьими лапами. Под ставни пролезла бледная худая рука.
Когда лесная ведьма стала такой трусихой? Когда золото угасло в крови и смешалось со смолой, или раньше, в княжеских покоях Златоборска?
Сестра спала мирно, крепко. Даре хотелось прижаться к ней ближе, но было жалко разбудить.
От печи шёл жар, но Дара его не чувствовала.
Ей вспомнился Совин, где холод каменной твердыни окружал со всех сторон, где от зимы спасал один только Милош. Где он? С кем? Чьи золотые волосы привиделись в речной воде? Дара всхлипнула от обиды. Как бы ни хотелось ненавидеть сокола, а больше всего на свете она желала снова с ним встретиться.
«Хотя бы на миг».
Черно было вокруг, тихо. Только вьюга билась в двери.
Стук.
Дара вырвалась из дрёмы, подскочила на печи.
Неужто дурной сон?
Веся по-прежнему спала, даже Стрела, примостившийся на лавке у стены, не вздрогнул.
Дара прищурилась, пригляделась. Рассвет занимался по ту сторону двери, ярко пылал, словно в сени заглянуло утреннее солнце. Нет, не рассвет – то огонь чародея, что теперь куда сильнее лесной ведьмы.
