Причитая:
- Да что ж это, за жизнь! Не океан, а проезжая дорога! – Панин выбрался из люка и обалдел.
Палуба «Скитальца» по наличию людей на квадратный метр опять напоминала сельскую ярмарку, только без лавок и каруселей. Здесь были все, даже стенающий, охающий и бережно держащийся за бок Бердыш. Единственно, что вахтенные твердо стояли по местам, но ощущалось, какой ценой им это достается. Детишки обосновались на крыше носовой рубки, рядом пристроились мамаши, пацаны красовались на салингах, выбрав на данный момент самое выгодное место, остальные свободные от вахты и просто свободные собрались в районе правого крамбола. И все оживленно переговаривались. На палубе стоял гам как на торгу. И над всем этим горделиво возвышался вахтенный офицер Акимка, опять на бушприте и с подзорной трубой.
- Убью мерзавца, - сказал Панин и, наверное, даже вслух, потому что на него опасливо покосились. – Ефремыч! Это что за променад! – сказал он уже вслух и довольно громко. - Это что? Всем делать нечего? Если пассажиры – в трюм и носа не высовывать без разрешения. Этого, - он показал на Акимку, уже слезшего со своего насеста. – Изолируй от всех пока на сутки. Где хочешь, хоть за бортом. И от вахт отстранить на хрен!
Пока Панин бушевал, толпа как-то незаметно стала рассасываться. Первыми вспомнили о порученных работах подвахтенные, потом и почти одновременно с ними исчезли женщины, забрав с собой детей. На палубе установилась чуть ли не мертвая тишина. Акимка отдал трубу Панину, и, понурясь, побрел под конвоем Клима к трюму. Пацаны на салингах замерли, боясь, что Панин обратит на них внимание. И Панин таки обратил.
- Вы, двое, на фоке! Быстро вниз!
Пашка и Брин понуро стали спускаться.
- А ты останься. Комментировать будешь.
Савка, уже перебравшийся на грот-ванты, с радостью перелез обратно на салинг и приготовился комментировать, хотя, что это такое, он понятия не имел.
- Ну и из-за чего весь этот сыр-бор? – поинтересовался Панин у оставшегося рядом Князя.
Князь молча показал вперед. Панин приложился к трубе и обалдел второй раз. Зрелище действительно впечатляло. Панин проморгался, потряс головой и опять припал к трубе. Ничего не изменилось. Панин заставил себя отвлечься от необыкновенного зрелища и посмотрел вокруг. В принципе, все было сделано грамотно: оба триселя взяты на гитовы; галф-топсель убран. Шхуна шла только под косыми парусами. Панин счел, что скорость великовата и велел убрать грот-стень-стаксель, что и было проделано с похвальной быстротой. «Скиталец» теперь буквально крался.
- Ефремыч! – крикнул Панин в сторону трюма. – Верни этого мерзавца! – и уже тише добавил. – Погорячился я. Вспылил.
Князь понимающе кивнул.
Вот теперь можно было обратить на зрелище более трезвый взгляд. Что Панин и сделал.
Примерно в кабельтове от «Скитальца» величественно плыл или все-таки плыл величественный, если можно было так назвать, этот избитый временем и стихией остов огромного, по нынешним временам, галеона. Панину, привыкшему в своем времени к совершенно другим масштабам, эти останки не внушали почтительного трепета, чего нельзя было сказать об остальном населении «Скитальца». В любом случае эта громадина внушала. Если не размерами, то своей таинственностью. Там, судя по всему, громоздилась загадка на загадке. «Скиталец» и галеон медленно сближались. Нет, Панин не собирался разгадывать загадки этой старой развалины, но и просто пройти мимо он тоже не мог. Да он бы себе этого никогда не простил.
- Вася, сходишь старшим? Просто посмотреть. Грабить там, скорее всего, уже нечего.
Князь согласно кивнул.
- Тогда возьми себе еще троих. Одного обязательно оставишь в лодке. И постарайся смотреть внимательно. Увидишь труп или скелет без признаков насильственной смерти – сразу назад. Хрен ее знает, что там произошло, – Панин повернулся к вахтенным. – Стаксель и кливер долой! Шлюпку к спуску!
Вот тут на борту началась суета. Шлюпку облепили со всех сторон сразу вахта и подвахта и остальные желающие. Панин не препятствовал и опять повернулся к галеону. Вот сейчас, когда «Скиталец» подошел метров на шестьдесят, без подзорной трубы, через которую разглядеть что-либо на волнах было крайне затруднительно, Панин смог вблизи увидеть всю картину и она его, можно сказать, потрясла. Галеон конечно был велик, в смысле крупен. В длину так не менее двух «Скитальцев». И это только корпус. А был еще длиннющий почти горизонтальный гальюн, украшенный когда-то носовой фигурой, ныне утерянной в скитаниях. А были еще нависавшие над плоско срезанной кормой балконы ахтеркастля или кормовой надстройки, громоздившейся над корпусом своими тремя ярусами. В общем, если считать в совокупности, галеон был как бы и не три «Скитальца» в длину. Носовая надстройка размерами не поражала и просто наличествовала, придавая силуэту некоторую законченность. Вообще, глядя сбоку на это плавающее сооружение, создавалось впечатление, что оно просто чудом удерживается от того, чтобы нырнуть с разгона под тяжестью парусов в приветливо расступившиеся волны. И где-то даже уже нырнуло, уж больно несуразно выглядела высоченная корма при низком носе. Про тяжесть парусов Панин конечно нафантазировал, чисто умозрительно представив себе эту картину. Натуральных парусов на галеоне конечно же не было. Как, впрочем, и рангоута, не считая несерьезных огрызков мачт, числом аж четыре, с половиной бушприта. И такелажа.
Поражало еще и великолепие отделки и декора. Прямо какое-то варварское нагромождение резьбы и позолоты. Резными и точеными деталями была усеяна вся кормовая надстройка, не считая носовой, а ахтердек был увенчан словно короной позолоченными релингами с разнокалиберными балясинами. Кормовые балконы подпирали прихотливо изогнутые тела наяд и прочих нептунов. Даже пушечные порты на верхней палубе украшали затейливые веночки.
Вот к такому изыску испанских судостроителей направлялась шлюпка со «Скитальца». Князю было хорошо, он сидел на корме, лицом вперед, а вот гребцы извертелись на своих банках, пытаясь одновременно и грести, и смотреть, куда же это они гребут. Хорошо, что грести было недалеко и они в конце концов добрались до цели, а ведь запросто могли затянуть экспедицию, будь объект метров на десять подальше.
Шлюпка подошла к борту там, где на обшивку были набиты толстые доски стационарного штормтрапа. Возле него сохранились рымы для швартовки шлюпок.
Как только шлюпку пришвартовали, среди гребцов возникла перепалка. Выясняли, кому оставаться в лодке. Оставаться не хотел никто. Однако Князь быстро пресек разгорающиеся разногласия, пообещав оставить всех. Страсти угасли, и в лодке остался обиженный на всех и вся Пашка. А вот Князь первым, за ним Осип и Иван стали подниматься по трапу. До палубы было недалеко, потому что галеон сидел гораздо выше ватерлинии, да еще и с дифферентом на нос. Тому, скорее всего, было две причины: или волны нашли дырки на палубе, через которые и залили трюма; либо в корпусе открылась течь, через которую внутрь медленно просачивается забортная водица. Третьей причины – боевых повреждений, Панин чего-то не заметил, хотя корпус он осмотрел достаточно тщательно.
