Краковский дракон
1971–1973
Одра вздыбилась. Белые бурлящие барашки запрыгали здесь и там. Порывы ветра усиливались, и наконец загрохотало. От души, с размахом, как во время настоящего сражения. Впрочем, сражений не было давно. Уже четверть века.
Приближался новый, 1971 год. Игорь Таманцев, молодой и перспективный офицер КГБ, был полон самых радужных надежд. Он уже третий год служил в Польше, в старинном городе Легнице, где располагался штаб Северной группы войск и жили тысячи советских военных со всего Союза. Начальство было им довольно, и он ожидал повышения по службе. Игорь всегда шел впереди и переживал душой за общее дело. Ему часто поручали самые сложные участки и опасные задания. Он старался быть достойным своей семьи. Его отец – генерал КГБ – проработал много лет в Китае. Дядя долго служил в Юго-Восточной Азии, но подробностей Игорь не знал, почему-то про это старались много не говорить.
Жена Наталья вынашивала ребенка, в семье ждали важного события – появления на свет первенца. Игорю нравилось представлять прекрасное будущее сына. А в том, что родится мальчик, он не сомневался. Будущий отец часто обсуждал это со своим польским другом Пшемиславом Левандовским. Они познакомились сразу после его приезда в Польшу. Дело происходило во Вроцлаве, где Пшемислав работал экскурсоводом. Игорь вместе с вновь прибывшими из Союза офицерами был направлен на обзорную экскурсию по Легнице и ее окрестностям. А ближайшим крупным городом оказался Вроцлав – столица Силезии, об истории которой Пшемислав так увлекательно рассказывал на прекрасном русском языке. Лишь иногда он допускал незначительные ошибки, и можно было догадаться, что он не русский, а поляк. Но в остальном он вполне мог сойти за дореволюционного интеллигента: блестящее образование, широкая эрудиция, знание древних и современных языков, искусства и архитектуры. Все это читалось в его захватывающих экскурсиях. Он был, пожалуй, лучшим гидом во всей юго-западной Польше. Игорь всегда интересовался историей и не отходил во время той экскурсии от Пшемислава, задавая много вопросов. Мужчины сразу подружились, обменялись телефонами и стали периодически встречаться. Игорь много читал и нашел в Пшемиславе родственную душу. К тому же само имя Пшемислав означало «умный», «тот, кто управляет мыслями». Он вполне соответствовал ему. Среди сослуживцев Игорь завел много хороших и надежных друзей, но такого умного собеседника все же не знал. Пшемислав тоже охотно общался с вдумчивым и харизматичным русским офицером, живо интересующимся историей и стариной. Они оба были самоучки, и это сближало их.
Наступившая зима оказалась не холодной, и снег почти растаял. Перед Новым годом друзья пошли в лес исследовать место жестоких боев времен Второй мировой войны. Где-то там погиб отец Пшемислава, и тот надеялся найти могилу. Он давно собирал об этом сведения, сопоставлял различные источники и подбирался все ближе к разгадке семейной тайны.
– Видишь холм? Думаю, его насыпали над братской могилой. Возможно, там покоится и мой папа, – говорил задумчиво Пшемислав, подбрасывая ветки.
Огонь потрескивал и согревал их в ясный зимний день. Но вот все дрова прогорели, и Игорь отправился на холм за хворостом. Он собрал уже довольно большую кучу толстых веток и собирался возвращаться к костру. Вдруг из оврага прямо на него вышел огромный бурый медведь. Игорь замер на месте, судорожно вспоминая, как нужно вести себя в такой момент. В мозгу проносились обрывки мыслей: рогатина, длинный нож… Но ничего этого у него не оказалось. Меж тем медведь поднялся на задние лапы и начал рычать, обнажая большие острые клыки, один из которых был сломан. Игорь неотрывно смотрел прямо в маленькие хищные глаза могучего зверя. Боковым зрением он заметил длинную кустистую ветку и схватил ее. Выставив вперед, он потряс оружием перед животным, надеясь испугать его. Однако это только разъярило зверя, который начал отбиваться от ветки толстенными лапами с острыми черными когтями и напирать что есть мочи. Игорь упер свое орудие в грудь медведю и прижал противоположный конец к земле. Напрягая все силы, он сдерживал натиск страшного врага, размахивавшего лапами перед самым лицом. В голове с бешеной скоростью проносилось: «Почему он не спит? ведь уже зима? что же мне делать? Долго так я не продержусь. Эх, почему я не взял с собой мой любимый спецназовский нож? Оставил его у костра. Господи, помоги!»
И в следующее мгновение он увидел, как его нож блеснул на солнце и вонзился в мохнатое брюхо медведя. Пшемислав сделал еще несколько ударов, и вскоре зверь обмяк и сел на землю. Из его груди и живота с паром хлестала кровь, стекая в лужу. Издав душераздирающий рев, он повалился навзничь и испустил дух. Игорь переглянулся с Пшемиславом, и в этом взгляде выразилось все: и благодарность за спасенную жизнь, и азарт от неожиданной схватки, и радость победы.
– Слава богу, все обошлось… – прошептал он.
С опаской подошли люди к медведю и заглянули в морду. На ней читалось удивление: как же, мол, это все могло со мной произойти? Мужчины перевели взгляд с поверженного врага друг на друга и улыбнулись.
– Ну что, будем снимать шкуру? Хочешь повесить ее в своем кабинете? – спросил Пшемислав.
– На что она мне? Да и неохота возиться с ней, все в крови измажемся…
– Жалко медведя… И зачем он на тебя полез?
– Да, особенно обидно пасть в глупом бою с неразумным животным, побывав в стольких горячих точках. Слушай, давай отрежем себе на память по когтю? – предложил Игорь, глядя на острый нож. И быстро отсек два самых длинных когтя.
Преисполненный адреналина и радостного осознания того, что руки-ноги целы и беременная жена не расстроится, Игорь подходил к своему дому в Легнице. Тихо зайдя в квартиру, чтобы не разбудить Наталью, он на цыпочках прокрался на балкон и спрятал медвежий коготь в самый верхний ящик шкафа, завалив его всякой всячиной.
* * *
На следующий день жену увезли в роддом, как раз в новогоднюю ночь. «Вот будет подарок так подарок», – думал Игорь, не находя себе места. Строгие порядки не позволяли пустить его в палату, как он ни просил. Но со знакомым главврачом он держал периодическую связь.
Все кругом впадали в обычное предновогоднее оживление, возбуждение, переходящее в безумие. Слышались веселые крики, пьяные песни, хлопали хлопушки, пробки от шампанского стреляли в низкие потолки скромных жилищ советских офицеров. Первыми встречали Новый год дальневосточники по владивостокскому времени, потом сибиряки по новосибирскому, пока Новый год наконец не отбили куранты Московского кремля, вызвав новое оживление и чоканье бокалами. Так что к польскому Новому году все уже были прилично пьяны. Из телевизора звучали умиротворяющие поздравления Леонида Ильича: «Идут последние минуты тысяча девятьсот семидесятого хода. Советский народ провожает его с сознанием исполненного долха, с хорошим настроением. Это был незабываемый ход великого ленинского юбилея, завершающий ход восьмой пятилетки, ход самоотверженного труда и созидания, новых побед и свершений. Повсюду на советской земле, от Балтики до Тихого океана, от северных морей до Карпатских хор, уходящий ход оставил добрый след. Вступили в строй сотни предприятий, проложены новые махистрали, поднялись новые хорода. Перевыполнены задания по выпуску промышленной продукции, собран самый высокий урожай зерна и хлопка за всю историю нашей страны…» Игорь поглядывал на часы, не пропустят ли они сам Новый год. Но размеренный голос Брежнева неспешно продолжал: «Первую колею на лунной поверхности проложил советский “Луноход-1”… Наша Родина сделала еще один большой шах по пути к коммунизму…» Таманцев нетерпеливо сказал собравшимся вокруг телевизора друзьям: «Открывайте шампанское, осталось всего пять минут». А доброе лицо с большими бровями продолжало: «Как никохда прочны международные позиции Советского Союза, высок его авторитет во всем мире… сплочение всех антиимпериалистических сил…» Тут хлопнула винная пробка, и пузырящаяся влага празднично разлилась по хрустальным бокалам из братской Чехословакии. «Мы шлем наилучшие пожелания народам, сбросившим колониальные оковы, всем, кто борется против империализма», – никак не мог закончить Леонид Ильич. Наконец он возвысил голос и изо всех сил придал ему энтузиазма: «С Новым ходом, с новым счастьем, дорохие товарищи!» Все чокнулись бокалами, выпили и стали радостно обниматься.