1. 1. Ночь
…Ночное небо было темно-синим, бархатным, а снег под ним в лучах серебряных звезд и взошедшей полной луны сиял, как будто кто-то щедрой рукой насыпал бриллиантов от берега угольно-черной, быстрой незамерзающей реки до самого горизонта. Второе полнолуние с тех пор, как Зверь излечился…
И месяц с тех пор, как он покинул столицу, оставив там свое разбитое сердце и свою любовь – Ягодку. Не ему пришлось выбирать, решила все женщина. И кто же знает, почему она решила именно так… Кто, какой бог ведает, как рождается любовь? Почему порой и одного взгляда достаточно? И почему никакими силами не совладать, не сломать и не исправить этого?
Кристиан свистнул. Ведущий пес его упряжки отозвался протяжным громким воем, нарты, быстро скользящие по снегу, начали замедляться. Собаки брехали, выли, выпуская клубы пара из раскрытых горячих пастей. Мороз крепчал, псы устали, и надо было подумать о ночлеге.
Здесь, на берегу черной реки, на границе вечной ночи Кристиан и остановился. Покуда собаки глодали брошенные им куски мороженого мяса, Кристиан, проваливаясь в рыхлый снег чуть не по пояс, нарубил черного сухого тальника вдоль заснеженного берега, срубил несколько невысоких прямых осинок для кольев – установить небольшой шатер над нартами, чтобы переждать ночь.
Темнота, одиночество и тишина стали его постоянными спутниками. Здесь, глубоко на севере, зима все еще была в силе, и если в столице наверняка уже робко заявляла о себе весна – теплым солнцем, веселой капелью, - то тут и рассвет наступал неохотно, всего на пару-тройку часов небо светлело, становилось серым, а затем мир снова погружался во мрак.
Кристиан не хотел смотреть на солнце.
Его лучи, его алый диск, закатившийся в тяжелые снеговые облака, напоминали ему шелковые кудри Ягодки, и тогда Кристиану казалось, что от одежды его вновь пахнет погребальным костром Якоба, а руки все еще хранят тонкий ягодный аромат…
Кристиан не хотел говорить.
Любой звук, любое слово болью отзывались в его сердце – в том самом сердце, в котором он теперь хранил много невысказанных слов, которыми мог бы убедить Ягодку быть с ним… Но она выбрала Эйвинда. И все слова остались непроизнесенными.
Кристиан засыпал в кромешной темноте и просыпался в ней же, и иногда ему казалось, что весь мир исчез, не существует. Нет никого на всем белом свете, кроме него, и существует только то, что он видит – вечная ночь и звезды с луной. Беседуя с ними, он убеждал себя, что все – и путешествие в столицу, и Этель с Якобом, и Ягодка с Эйвиндом ему приснились. И тогда ему становилось легче.
Путь его лежал в Северный Порт – прямо на берег Дышащего Ледяного Океана. Там Кристиан рассчитывал сесть на корабль, каких отходило от причалов великое множество, и уплыть на Одинокие Острова – на самый Север, где морозы самые жгучие, а в небе, в зеленых и голубых сполохах словно ворочаются таинственные чудовища. Там, в работе и постоянной борьбе за жизнь его сердце должно было остыть, успокоиться. Если же нет… если же даже весь лютый мороз Севера не сможет его унять…
Но Кристиан не хотел думать об этом.
Становилось все холоднее, собаки скулили, и Кристиан пустил их в шатер, вожака прихватил с собой, обнял его меховое тело, прижал к себе покрепче, чтоб согреться. В такие ночи небесные чудовища неслышно гуляли и по здешним облакам…
2. 2. Пророчество
Проснулся Кристиан оттого, что стало ему неимоверно жарко, хотя под руками он не ощущал песьего теплого тела. Он откинул жаркий меховой плащ, потер разгоряченное лицо ладонью – и сел торчком, потому что в его шатре помимо него был еще человек. Собак в шатре не было – Кристиан услышал, как они брешут на морозе и грызут замерзшие кости.
Тихо, точно призрак, сидел незнакомец перед костром, помешивая алые потрескивающие сгорающие уголья прутиком. Вился дым, пахло кипящим в котелке травяным настоем, и тишина стояла такая… словно все кругом притаилось и ждало, когда странный призрак заговорит, разрешит миру ожить и дышать.
- Ты еще кто таков? – Кристиан протянул руку и в голенище сапога нащупал припасенный нож, но смешок странного гостя почему-то остановил его.
- Я судьба твоя, Сердечный Брат Короля, - ответил призрак женским голосом. – Я знаю о тебе все – и как ты спас Короля и каменный город, и как теперь бежишь прочь, желая свое сердце остудить.
- Мне дела нет до того, что ты знаешь обо мне, - огрызнулся Кристиан, ладонью отгоняя вьющийся дым. – Тоже мне, тайна… об этом все королевство, небось, болтает. Мне нужно знать о тебе!
Под полог шатра сунулась наглая любопытная песья морда, потянуло холодом, дым разошелся, ринувшись вверх, и в скудном свете Кристиан, наконец-то, разглядел странную гостью.
Она сидела на брошенной на снег шкуре, поджав под себя ноги в меховых грубых штанах и больших меховых сапогах. Тело ее от мороза грубая укрывала шуба из оленьих шкур, с песцовым капюшоном, украшенная странными вышивками красными яркими нитками, а на голове был странный убор – тонкая узорчатая ленточка, с которой серебристым дождем спускались нити бисера, длинные, до самых плеч, частые, закрывающие лицо. И волосы ее были под стать этому бисерному серебряному дождю. Светлыми толстыми косами спускались они на грудь, вьющиеся серебряные кончики их лежали на снегу, как лучи луны.
- Так кто ты, призрак? – переспросил Кристиан. – Зачем ты нашел меня в ледяной пустыне?
- Синильга, - звучным глубоким произнесла женщина, ломая хрупающий прутик и подкладывая огню новую пищу. – Меня зову Синильга, я беседую с теми, кто ушел и с теми, кто еще не родился.
- Колдунья, - подвел итог Кристиан, откидывая нагретые жаром его тела шкуры и опуская ноги на снежный пол своего ночлега. – Шарлатанка и обманщица. Я не верю в колдовство, женщина. Я верю только в людей, в их добрую волю и в их злые помыслы. Больше и нет на свете ничего.
Синильга помолчала, слушая его язвительные слова.
- Я не заставляю и даже не прошу тебя поверить в колдовство, – произнесла она, наконец. – Я колдовать не собираюсь, да и не умею. Если б я обладала чарами… о, если б это было так!
- То что было бы тогда? – насмешливо поинтересовался Кристиан.
- Тогда, - сухо ответила Синильга, явно обиженная его колкостями, - ты не нужен был бы мне, чтобы избежать пророчества и наши пути не сошлись бы, Сердечный Брат Короля.
- И в страшные пророчества, - со смешком ответил Кристиан, - я тоже не верю!
- Да? – отозвалась Синильга. Теперь ее голос звучал язвительно и колко. – И в судьбу не веришь? «Давай, Этель, покажи мне, как выглядит твоя судьба!»
Голос ее огрубел, став удивительно похожим на его собственный, и слова, произносимые ею, слились со словами, промелькнувшими в его памяти.
