Зейн напоминает мне правила: подчиняться его приказам беспрекословно; ни с кем не говорить, кроме него; ни на кого не смотреть, пока не попросят; отдаваться по первому требованию любому из мужчин; не плакать; не смеяться; получать удовольствие.
Последнее он произносит саркастически выгнув бровь, и мне внезапно резко, до тошноты хочется стереть с его лица это выражение хозяина жизни. Моего хозяина.
Рука дрожит, когда я вкладываю её в его широкую т
Её густо накрашенные веки прикрыты, губы соблазнительно распахнуты, лицо искажено гримасой удовольствия. На грудь и шею с лица осыпаются мелкие блёстки, падают мне на живот, облепляя взмокшую кожу сияющей разноцветной пыльцой. Я почти что держу её на весу, не в силах прекратить нагло лапать податливое тело, и даже сквозь грубую джинсовую ткань ощущаю её жар и мягкость.
Картинка расплывается, кровь шумит в висках.
— Откуда ты взялась такая? — шепч
Длинное серебристое платье струится вдоль гибкого тела, высокий разрез открывает стройные бёдра... Я не могу оторвать от неё глаз. Если бы разглядел раньше, перед спектаклем, насколько она обольстительна и прекрасна, сам бы искал встречи и не успокоился, пока не нашёл. Без зазрения совести пропустил бы чёртову постановку, отправил бы домой жену, и сделал бы всё, чтобы незнакомка стала этим вечером моей.
Я вижу, как неуёмным фонтаном из неё бьёт желание получать удовольствие, всё её тело — от макушки до кончиков пальцев — источает густую горячую похоть. Только это её интересует.
Она хочет секса и знает, где его достать. Поэтому она здесь, в нашем доме.
