«Господин с разъяренным лицом влетает в кабинет.– Вы господин редактор?Сидящий за столом мужчина молча наклоняет голову.– В вашей газете напечатана про меня гадость, клевета, гнусность. Вы смеете утверждать, будто я совершил мошенничество, когда я сделал только подлог!..»
«Это было в поездку между Веной и Подволочиском. По всей Европе вы летали с экспрессами, носились, как вихрь, – от Вены к Подволочиску поезд идет медленно, словно нехотя, – и колеса стучат: – Читайте! Читайте!…»
«РапортЧесть имею донести вашему превосходительству, что во вверенном мне участке околоточный надзиратель Силуянов, Аким, с 12-го сего февраля пропал и на службу более не является. По наведенным на дому у него справкам, Силуянов 12 февраля, выйдя утром из дома, более в оный не возвращался, и где находится, ни жене, ни детям, ни прислуге, – неизвестно…»
«Жалко, что умер старичок, кладбищенский дьякон, перехоронивший на Ваганьковском всех великих артистов.Каждый раз, как, хоронили славного артиста Малого театра, старичок-дьякон обращался к живым всегда с одной и той же остротой:– А, ведь, у нас, на Ваганьковском-то, труппа будет посильнее, чем у вас!..»
«Отелло подписывает бумаги.Дездемона с веранды бросает в него розой.Роза рассыпается, и лепестки ее обсыпают стол, мавра, его живописный костюм.Отелло ловит и прижимает к губам лепестки розы…»
«Это было в Вероне.В маленьком городке, куда приезжают люди со всего мира, чтобы опустить свою визитную карточку в саркофаг Джульетты.Вы знаете, что итальянцу, может быть, иногда не на что пообедать, – но у него всегда найдется лира на театр и пять чентезимов на газету…»
«Один знатный, но образованный иностранец, приехавший в Петербург, говорил одному петербуржцу:– Конечно, что больше всего меня интересует, – это ваш драматический театр. Мне будет интересно увидать на вашей образцовой сцене Пушкина…»
«Никогда еще ни один из наших драматургов не удостаивался такого „приема“.– Дорогой наш! Пришли? Как мы рады! Куда бы вас посадить? А впрочем, садитесь, куда вам угодно. Все места свободные.Даже швейцары „Славянского базара“ были сконфужены за драматическую литературу…»
«Видел я Живокини или не видал? Вероятно, видел.Мое первое воспоминание о театре смутно и ярко в одно и то же время.Мне года 4, лет 5.Большой театр.Мы сидим в ложе.Я видел какой-то странный спектакль…»
«Если бы под этой пьесой стояла подпись не Джерома К. Джерома, а И.И. Иванова, – джентльмены, заседающие в театрально-литературном комитете, провели бы несколько неприятных часов.Все бы сказали:– Как не стыдно образцовой сцене ставить такие образцовые пустяки!..»
«Писатель пишет, актер играет, – и интересно знать, для кого все это делается? Петербург очень любит драматическое искусство. Он не может одного дня прожить без драматического искусства. Он возит его с собой даже на дачу, как любимую болонку. Нигде вы не найдете такой массы летних драматических театров, как под Петербургом…»
«В темном углу, заросшем паутиной, с тихим шорохом отвалился кусочек штукатурки. Разрушается старый дом. Разваливается. Жаль!На днях, просматривая какой-то театральный журнал, я увидел портрет очень пожилого человека и подпись:„Вейхель. Скончался такого-то числа“.Как? Умер Вейхель?..»
«После П. А. Стрепетовой осталось немного образов. Но ярких.Катерина в «Грозе», Лизавета в «Горькой судьбине», жена Бессудного – «На бойком месте»…Она играла Марию Стюарт. Страдающей королевы не было. Играла Адриану Лекуврёр. Блестящей артистки у блестящей артистки не вышло…»
«Сорван ландыш, белый ландыш, чистый ландыш, чашечка которого была полна, как слезой, утренней росою. Отлетела Комиссаржевская. Что-то чистое исчезло с русской сцены. Она пришла:– Веселой песней…»
«Когда теперь говорят о г. Фигнере, – говорят о конотопском столкновении.Но у г. Фигнера было столкновение куда крупнее, куда громче, куда более шумное!Странно, что о нем забыли.Это столкновение произошло несколько лет тому назад, в Москве, Великим постом…»
«Когда всесильный Магадана создал прекрасную Индию, он слетел на землю ею полюбоваться. От его полета пронесся теплый, благоухающий ветер. Гордые пальмы преклонили пред Магадэвой свои вершины, и расцвели под его взглядом чистые, белые, нежные, ароматные лилии. Магадана сорвал одну из лилий и кинул ее в лазурное море…»
«Это было в Индии.В Индии, где боги ближе к земле, и от их благодатного дыхания на земле случаются чудеса.Такое чудо случилось в Пенджабе. Жил-был в Пенджабе великий раджа. Премудрый и славный…»
«Богдыхан Юн-Хо-Зан, о котором шла уже речь, был добрым и справедливым богдыханом. По крайней мере, стремился быть таким. Стремился всеми силами своей доброй, молодой души. Он был заботлив о народе.Когда устраивались придворные празднества, фейерверки, большие шествия с фонариками, музыка и танцы, или когда в гарем богдыхана привозили новых невольниц, – Юн-Хо-Зан отказывался от всех этих удовольствий…»
«Брама творил.Полный радости, полный веселья, – он мыслил и грезил. И лишь только мысль родилась в его божественной голове, – она сейчас же воплощалась на земле.Поднимались горы с вершинами, покрытыми снегом, который сверкал на солнце, как серебро, осыпанное брильянтами. Земля покрывалась цветами и ковром изумрудной травы…»
«Утром, светлым и веселым, сидел халиф Махоммет в великолепном зале суда в Альгамбре, на резном троне из слоновой кости, окруженный евнухами, окруженный слугами. Сидел и смотрел. Утро было прекрасно.На небе не было ни облачка, ни паутинки от облачка. Двор Львов был словно покрыт куполом из синей эмали. В окно глядела долина, изумрудная, с цветущими деревьями…»
«Мандарин Чин-Хо-Зан был премудрым судьею. А так как мудрые судьи редкость в Китае, – то к Чин-Хо-Зану приходили судиться даже из чужих провинций. Сколько ни брал взяток Чин-Хо-Зан, – не это изнуряло старика.Главное, что повторялось всегда одно и то же. Когда разбиралось уголовное дело, обвиняемый падал в ноги судье и вопил…»
«Еще на западе пурпуром и золотом горел край одежды уходящего Магадэвы, – а с востока мрачный Африд простирал над миром черное покрывало, чтоб укрыть им разврат и преступления земли.– Я проклинаю тебя! – воскликнул Магадэва и, словно мечом, сверкнул по небу последним кровавым лучом…»
«У султана Азиса была жена.Ее звали Зорайба, а потом стали звать первой красавицей в мире.От этого и произошли все несчастья.Вот что случилось, и вот как случилось все, что случилось…»
