Ночь с 8 на 9 июля 1942 года в окрестностях поселка Аджимушкай под Керчью, выдалась необычайно тихой и не предвещающей никаких тревог. С моря дует прохладный ветер, мягко колышутся травы, убаюкивая, стрекочут сверчки, пряный степной запах кружит голову. В немецких окопах охранения на окраине поселка тихо разговаривают два солдата пулеметного расчета, внимательно наблюдая за местностью.
– Хорошо сегодня, тихо… Звезды как у нас, в Баварии! – лениво потягивается тучный военный в форме ефрейтора.
– Еще 35 минут до смены, хочу спать! – отзывается рядовой, очевидно настроенный не в романтическом ключе своего напарника. – Не нравится мне это место… Пейзаж унылый, похоронный какой-то… Проклятое оно.
– Брось, Вилли, война везде одинакова, где бы мы ни были Польша, Чехия, все одно.
– Нет Отто, здесь все другое. И во всей этой России, и здесь особенно.
– Не хандри, дружище, перебьем мы их всех! Это вопрос времени. Или сами сдохнут с голоду в катакомбах.
– Дело не в них… Там под землей, в глубине что-то Ужасное, я это чувствую. Как они там сидят, не представляю! Я никогда не боялся, ты знаешь… А здесь лихорадит как в адском пламени!
– На хлебни коньяку, полегчает, – Отто протягивает блеснувшую фляжку.
Не надо, – Вилли отстраняет руку товарища, – там что-то есть, слышишь шорох?
– После вчерашних взрывов они не сунутся сегодня точно, – уверенно говорит ефрейтор.
– Отто дай ракету!
– Ну если это тебя успокоит…
Отто некоторое время возится в окопе, и… шипящей змеей темное небо распарывает ракета, зависая и освещая колышущуюся редким кустарником степь, изрытую воронками взрывов.
– Ну что? Убедился? Нет никого…
Ефрейтор опускает приклад пулемета на бруствер.
– Хочешь очередь дам для успокоения? – улыбается Отто, -Ты просто устал Вилли, все здесь уже на нервах, скоро отдохнешь… У тебя отпуск через неделю, везунчик. Увидишь своих, Аделию обнимешь…
Через какое-то время ракета затухает, опять опускается мгла и глубокая тишина нарушается только баюкающими трелями сверчков…
Отсветы прожекторов на вышках призрачно освещают рваный ландшафт.
Отто, там какая-то тень!
– Где?
– Влево от того бугра…
– Там минное поле.
– Гляди вон там! —
– Нет… все чисто. Там еще наши «секреты» впереди, смотри они в порядке, успокойся уже…
Вилли со вздохом садится.
– Умотал ты меня за эту ночь… – Отто откидывается на стенку окопа, еще раз оглядывая все вокруг, – у меня на них нюх, а сегодня все будет очень даже хорошо!
В траншее раздается невнятный шорох, как будто кто-то ворочается.
– Только не заводи свою заунывную, это наверно Ганс раньше времени пришел, с вами не соскучишься. Вилли чего ты там?
Рядовой встает, направляется повернуть за угол, но вдруг словно натыкается на невидимую преграду…
– Эй, Вилли, да что ты там?
Напарник качается, и грузно падает лицом вниз. Из темноты вырастает фигура в грязной изорванной форме…
Отто цепенеет на пару секунд и тянется к карабину. Но сверху на него обрушивается что-то бесформенное темное и тяжелое…
Спящий поселок озаряется сначала вспышками выстрелов и разрывами гранат.
Потом огромными кострами начинают полыхать дома, где располагаются казармы фашистского гарнизона.
В минуты тихая идиллия ночи превращается в мистерию огненного хаоса и мечущихся теней.
Упорные перестрелки, разрезают плоть тьмы, перерастают в короткие отчаянные рукопашные схватки… Силуэты сражающихся людей кажутся призрачными, появляясь и исчезая в пекле боя…
В здании бывшей школы, где располагается немецкий штаб, в полутемном помещении, несколько советских солдат связывают пленных. Два старших командира, пристально смотрят в окно, держа в руках оружие на изготовке.
Один, вместо фуражки, в кубанке, лихо заломленной набок, изредка, чуть улыбаясь, воодушевленно поглядывает на результат схватки. На полу лежат несколько трупов в немецкой форме.
В комнату входит высокий командир, с автоматом ППШ-а наперевес, в сопровождении разгоряченных от боя, красноармейцев. Он на ходу расстегивает ремешок каски, снимает ее и кладет на стол. В полутьме, тускло блестят стекла пенсне… Он окидывает всех усталым, но острым взглядом.
– Кто вы есть такой? – вскидывает голову связанный обер-лейтенант, произнося на ломанном русском, – Что происходит?
– Кто я? – поворачивается командир и с легкой улыбкой декламирует на чистом немецком:
– Ich – Oberst Pavel jagunov, Kommandant der unterirdischen Garnison der ajimushkai kamenolomen… Ihre Zeit ist vorbei, meine Herren!
(– Я – полковник Павел Ягунов, командир подземного гарнизона Аджимушкайских каменоломен…
Ваше время кончилось, господа!)
Крымфронт, расположение 24 танкового полка Красной Армии.
В высоком чистом весеннем небе проплывают редкие облака. Солнце благодатно согревает лучами пробуждающуюся зеленью и цветами землю. С моря дует свежий прохладный ветер. В воздухе словно парит незримая гармония. Кажется расцветает сама душа окружающего мира.
У стоящих рядами танков видны заметны группы бойцов – одни беседуют, сидя в траве, другие возятся с ремонтом… Обычная атмосфера воинской части, на коротком фронтовом отдыхе.
Из-под днища одного из танков выныривает статный усатый сержант лет сорока с чумазым лицом:
– Лешка, дай ключ на двадцать, тряпку, масло… и молоток!
– Сейчас, я мигом! – молодой танкист бросается к открытому ящику с инвентарем.
Раздаются удары по металлу и скрип, глухая возня перемежающаяся с бурчащим матом.
Один из стоящих чуть поодаль, с лейтенантскими нашивками кивает головой в сторону приближающегося командира небольшого роста, но шагающего размашисто и властно.
– Наш идет… Ну- как все подтянулись!
Механик высовывается из под нависшей брони, поворачивает голову, внимательно смотрит что-то соображает, потом тихо бурчит в густые запачканные усы:
– Дело дрянь! Видать, ничего не вышло…
– Ты как определяешь, Матвеич? – удивляется лейтенант, – На таком то расстоянии? И что за дело такое?
– Сейчас сам все узнаешь, – сержант откладывает инструменты в сторону, вылезает из-под танка, потягивается и медленно вытирает руки, – с ремонтом пока обождем. Там ерунда осталась! Тормоза отрегулировать и всю трансмиссию еще раз проверить! Сейчас я думаю, интересно будет…
Как узнаю, говоришь? Я с Григорием Михайловичем Бурминым шесть лет вместе. Бок о бок… Мы с ним такого хлебнули и повидали, что вам молодым и не снилось! И Испания в 38-м, и Халхин-Гол, и Иран в прошлом году! Такие бои прошли, что ни чета этой возне на Крымском фронте…. На Халхин-Голе земля горела так, что казалось сам ад разверся! До сих пор удивляюсь, как мы там не расплавились в нашей броне. Так что я по одному взмаху руки и повороту головы уже знаю, что на душе моего любимого командира и боевого товарища!
