Анн Голон - Анжелика в Квебеке

Она выбрала голубое платье. Плотный атлас, из которого его сшили, был почти белым, однако при каждом, даже совсем легком, движении в его складках играли бледно-голубые отблески и трепетали нежно-розовые блики, неуловимые, как цвет восточного края неба на утренней заре.

Посмотрев из окна полуюта «Голдсборо», стоящего на якоре на рейде в гавани Квебека, Анжелика подумала, что выбранное ею платье похоже на это холодное недвижное утро, которое ожидало ее и Жоффрея, отражаясь и точно так же отливая перламутром в тихих водах реки Святого Лаврентия, протянувшейся, подобно спокойному озеру, у подножия стен Квебека.

Город также был розовым. Тишину не нарушал ни один звук. Безмятежный и сонный, маленький колониальный городок, затерянный посреди диких просторов Канады, казалось, затаив дыхание, ждал.

Анжелике чудилось, что город наблюдает за ней, подстерегает ее, как кошка мышь, меж тем как она, Анжелика де Сансе де Монтелу, графиня де Пейрак, она, изгнанная из Французского королевства, стоит перед зеркалом в кают-компании «Голдсборо», завершая свой туалет перед приемом у господина де Фронтенака, губернатора Новой Франции, представляющего на земле Америки того самого Людовика XIV, которому она некогда бросила вызов, подняв в Пуату мятеж.

Вот почему легкое беспокойство сжимало ей сердце, хотя сама она в этом себе и не признавалась и, казалось, все внимание сосредоточила на своем туалете. Лицо ее оставалось безмятежным, большие зеленые глаза пристально глядели на отражение в зеркале.

Ни за что на свете молодая женщина не хотела бы выказать ни малейшей тревоги перед теми, кто ее окружал и кто помогал ей одеваться, то есть перед камеристками, портным и чернокожим великаном Куасси-Ба, носившим шкатулку с ее драгоценностями.

Но по мере того, как приближалось время высадки на берег, ей становились все более очевидными все те препятствия, которые превращали их с Жоффреем затею в чистое безумие. Король Франции когда-то изгнал Анжелику и ее мужа, графа де Пейрака, и они долгие годы провели в борьбе с этим монархом, который из зависти к могущественному вассалу и страха перед соперником вынес несправедливый приговор.

К тому же здесь, в Новом Свете, многие из живущих в Канаде французов считали их союзниками Новой Англии, с которой граничили земли Жоффрея, и потому видели в них врагов.

Однако, презрев все эти политические подводные камни, Жоффрей де Пейрак с пятью кораблями своей флотилии только что прибыл под стены Квебека, чтобы встретиться с господином де Фронтенаком и заключить с ним добрососедский союз. Это будет первый шаг на пути возвращения во Французское королевство, и, кто знает, быть может, придет день, когда ему удастся вернуть себе те имена и титулы, которых он много лет назад был незаконно лишен. Ближайшие часы решат их судьбу.

Анжелика подумала, насколько по-разному реагируют мужчина и женщина на подобную ситуацию. Ей гораздо труднее переносить несправедливую враждебность, чем этому человеку, ее супругу, который, мужественно терпя тяжелейшие гонения, находил для себя в этом своеобразное развлечение.

Войдя вслед за теми, кто принес Анжелике платья и украшения, Жоффрей воскликнул:

– Да начнется праздник!

Он стоял позади нее, на нем был богатый костюм из атласа цвета слоновой кости, собранного в ромбовидные складки и отделанного мелкими жемчужинками и малиновыми атласными вставками. Глаза Жоффрея де Пейрака, глядевшие на отражение Анжелики в большом зеркале, блестели от сдерживаемого восхищения, и все его внимание было поглощено последними деталями, которые следовало бы добавить к наряду жены перед выходом в Квебек. Однако она не сомневалась, что в глубине души ему не терпится, чтобы «праздник» поскорее начался. В эту минуту она чувствовала себя отчужденной и даже далекой от него.

Это возвращение во Францию, пусть даже это всего лишь посещение маленькой столицы Канады, пробудило в Анжелике воспоминания о ее личной борьбе с королем Франции; этот непреклонный монарх никогда не простит ей, что она его отвергла.

Жоффрей с его флотом, богатством и влиянием, которое давали принадлежавшие ему поселения в округе Мэн, находился в более выгодном положении.

Этим летом обстоятельства позволили ему привлечь на свою сторону двух важных деятелей Новой Франции: губернатора Акадии маркиза де Вильдавре и интенданта Карлона, которым он имел случай оказать некоторые услуги. Рассчитывая к тому же на поддержку губернатора господина де Фронтенака, будучи уверенным в том, что военный комендант господин де Кастель-Морг не станет вмешиваться, а архиепископ останется нейтрален, Жоффрей мог надеяться на то, что чету де Пейрак примут в Квебеке с распростертыми объятиями.

Тем не менее нельзя было забывать об иезуите отце д’Оржевале, который вел против них войну в Акадии и имел большое влияние на союзные Франции индейские племена абенаков и алгонкинов, а также на огромное число набожных французов, жаждущих доказать ему свою преданность. Этот иезуит создал целое движение, враждебно настроенное к недавно прибывшему Жоффрею де Пейраку, который, не поднимая флага никакой страны, обосновался у границ Акадии, считающейся владением французского короля, и к тому же торговал с англичанами. Положение усугублялось еще и тем, что в прошлом году одной квебекской монахине было видение: ей явилась очень красивая женщина, которой суждено принести Новой Франции множество несчастий. И тотчас распространился слух, что жена графа де Пейрака, красота которой была широко известна, и есть предсказанная монахиней дьяволица.

Над этим можно было бы посмеяться, но подобный фанатизм мог привести к войне. Необходимо было как можно скорее выправить положение, иначе оно выльется в вооруженный конфликт.

В этой неспокойной колонии было столько различных группировок, что обещания одних другие часто встречали в штыки. Среди сторонников иезуита называли военного коменданта Кастель-Морга, державшего в своих руках армию, и особенно его жену Сабину де Кастель-Морг, женщину властную и грозную, а также – на другом конце иерархической лестницы – некую Жанину Гонфарель, которая заправляла всеми борделями Нижнего города и, пользуясь определенной снисходительностью клириков, поддерживала их политику. Появление Анжелики в чудесном платье, сшитом по последней парижской моде, пожалуй, могло возбудить зависть этих дам.