Ощущения, когда пишешь первую строчку нового рассказа и когда вступаешь на борт самолета, который домчит тебя в страну, в которой ты еще не был, очень похожи. Пусть даже миллионы людей проделывали то же самое, и в миллионах паспортов красуются такие же штампы, как пару минут назад ляпнула тебе совершенно равнодушная работница погранконтроля, ты никогда не знаешь, чем это путешествие закончится конкретно для тебя.
Большинство, конечно, напишут рассказ, что-то важное конкретно для них, может быть, у них хватит духа отправить свое детище в издательство. Но на этом этапе работа писателя закончена, и не от него зависит, станет ли какая-то история той, которой поверят люди и о которой будут говорить потом столетиями. Пассажиры самолета, морщась, возьмут предложенную им дерьмовую еду и с таким тяжелым вздохом, что на секунду покажется, что и самолет, приуныв от всех их кислых мин, тоже опускает крылья, приступят к трапезе. Будто от того, перекусят они или нет на протяжении этих 6 часов, когда их тельца висят в воздухе, зависит чья-то жизнь. Все пройдет легко, просто и останется незамеченным.
Но не в этот раз. Весь мир окажется прикованным к истории, начало которой ее главным героям казалось сначала таким незначимым.
С самолетом Airbus A333 с самого начала были проблемы. Пассажир, сидевший около окна, еще до момента взлета указал на то, как шатается крыло. Да и технический персонал хотел уже списывать в утиль эту посудину, но кто-то сверху сказал, что нужно тогда отменить пару рейсов. Мастера переполошились и решили отремонтировать, как могли. Начальству сказали, что все хорошо, они решили, что раз хорошо, то почему тогда списывать в утиль? Подождет. Рейс одобрили, ведь кто-то значимый с правильным мнением и опытом решил, что все пройдет безопасно.
– Откуда в людях такая твердая уверенность в том, что если они согласятся с решением "умного", то все будет хорошо? – Энни уставилась своими ярко-зелеными глазами прямо на соседа, и ей было совершенно плевать, что его рот уже начал открываться в возмущении от ее реплик. – Ни разу вот не слышала, что начинали войны тупые, или о том, что финансовые пирамиды устраивали тупые. Я тебе больше скажу, что тупых не берут в хирурги, но это не значит, что на операционном столе никто не умирает, – опять огрызнулась она.
Райан закатил глаза и откинулся на хлипкое сиденье. Казалось, что больше нет сил спорить с ней. Он больше даже не будет слушать ее реплики, все, баста. Но всегда, когда она начинала это опять, силы откуда-то брались.
Его бесило все. То, что она опять говорит такие, казалось бы, логичные аргументы, но те, о которых никто, в том числе и он, не подумал. И ему теперь, о черт, нужно срочно искать разумные доводы, чтоб поспорить с ней. А не поспорить Райан не может, ведь в таком случае она подумает, что он глупый, а его главной задачей последних 3 месяцев почему-то стало доказывать, что это не так. Хоть у него тоже было какое-то нехорошее предчувствие, когда он заходил в самолет, это сейчас неважно. Важно только то, что люди знают, как все правильно сделать. И они бы никогда и никого не пустили сюда, если бы все было хоть немного небезопасно.
Еще Райана так бесило, что кресло падает под его весом куда-то назад, в то время как колени упираются в тугую спинку стоящего впереди сиденья. Он прям физически начинал чувствовать новые электромагнитные поля, образующиеся для передачи ненависти от пассажира, сидящего в кресле перед ним и ощущающего случайные толчки.
Но больше всего его бесило ее бесконечное, безмерное, пугающее своей простотой спокойствие. Пассажир, заметивший из окна отваливающийся шлюз, переполошил всех остальных. Стюардам пришлось ходить по салону и успокаивать особенно мнительных пассажиров. Главный же паникер выпил алкоголь, принесенный ему для успокоения нервов, и уже спокойно валялся в своем кресле, нацепив наушники и лишь изредка посмеиваясь над фильмом. Одна из женщин постоянно бегала в туалет, и ей сказали, что так самолет не сможет взлететь.
– У меня трое детей, они не смогут без меня, если я умру на этом вашем самолете, – кричала она. – И я имею право, как многодетная мать, ходить столько в туалет, сколько хочу.
– Да хватит уже паниковать, сказали же, что все в порядке! – заткнул ее мужчина из другого ряда. – У меня деловая встреча, от которой зависит судьба нескольких компаний! Мне нужно успеть, а вы задерживайте рейс!
– Если бы вы были такой важной, то вы бы не летели тут в обычном классе! – аргументировала женщина.
– А типа, если бы он сидел в бизнесе, то долетел бы быстрее, чем мы с вами? – хихикнул сидящий рядом парень, выглядящий как типичный актер голливудского фильма, которого останавливают в аэропорту за провоз марихуаны.
Женщина опять нервно встала со своего сиденья и направилась к туалету.
– Да, блять, – сказал Райан, – опять что ли. – Как она с таким мочевым пузырем вообще живет? А, у кого я спрашиваю.
А еще он вспомнил сейчас то, что бесило его на протяжении последних трех месяцев. Энни не давала ему спать ночами. И не так, как это могло бы произойти в нормальной ситуации, когда в одном номере отеля живут привлекательные 35-летняя женщина и 39-летний мужчина. А в самом неожиданном – она постоянно ходила в туалет. Она, правда, делала это буквально… всегда. По ее походам можно было планировать рейсы международных перелетов. Перед обедом и после него, сделав глоток воды и съев яблоко, а вечером Энни будто специально выпивала как можно больше своего дурацкого какао с молоком 1,5% жирности и 3 чайными ложками сахара, чтобы ночью будить его сливом.
Она, конечно, пыталась делать это незаметно, еле нажимая на кнопку и так, чтобы вода понемногу касалась стенок унитаза. Но он все равно все слышал. Может быть, он бы проснулся, если бы спал. Но он не спал. Его тело в этой поездке было так напряжено, как никогда до этого, и он даже от смеси раздражения, ненависти и неприязни не мог нормально спать.
Иногда Райан доходил до такой абсурдности ненависти к Энни, что его кожа от пяток до макушки буквально покрывалась мурашками. Но это не те приятные мурашки, которые приходят приятно, когда в первый раз слушаешь лучшую в мире песню, а противные, скользкие, мерзкие, накрывающие после того, как тело поймет, что оно сможет нескоро согреться в теплом одеяле после проливного дождя.
Вся эта ситуация мешала работе. Определенно, когда они прилетят домой, он попросит продюсеров сменить напарника для шоу. Если не разрешат – разорвет контракт. С ней он работать точно не сможет, и пусть предлагают ему в десять раз больше, чем обычно. Нет, и еще раз нет. Это чувство, которое он испытывает рядом с ней, не стоит никаких денег.
