– Мне кажется, – наконец сказал Чудак, с сосредоточенным видом протирая мягкой замшевой тряпочкой толстые линзы очков, – Дантист сошёл с дистанции. Что поделать, у каждого свой срок: кто-то выдыхается и покидает гонку, а кто-то, вроде нас с тобой, чешет до самого финиша… Кстати, у меня как раз одно местечко в аналитическом отделе освободилось… – полковник Васильев склонил лысую голову набок – Ты чего молчишь, Зиновий, что думаешь по этому поводу?
Зинка стоял у окна, и, задумчиво глядя на резво бегущие по яркому голубому небу Ямбы облака, механически помешивал ложечкой остывший кофе. Он ждал этого разговора, более того, он был ему нужен. Но сейчас в словах шефа бывалый спецагент уловил некие интонации, которые настораживали, а потому решил не торопиться с ответом. Он вдруг подумал, что Чудак уже принял решение относительно участия Дантиста в оперативных акциях, а возможно, и вообще – дальнейшего пребывания в ФАЭТ. И его, Зинкино, личное мнение на это решение никак не влияло. Поэтому он решил дождаться подходящего момента.
Сомнения в моральном состоянии Дантиста появились у Чудака сразу, как только он увидел его там, на острове. Дантист в изорванной одежде и с залитым кровью лицом сидел возле тела Бажены и никак не реагировал на вопросы, которые ему задавали. Казалось, он не слышал их…
– Ничего плохого не могу сказать о Скифе, – так и не дождавшись Зинкиного ответа, продолжил Чудак – Последнее медицинское обследование показало, что он в прекрасной физической форме. И у психолога вопросов нет. Реакция адекватна, рефлексы в норме. Парень очень быстро восстановился после всего случившегося в ходе выполнения операции «Змий». И физически и морально. И это несмотря на то, что он бился с клонами на пределе своих сил и возможностей. А если быть точным, уже за пределом. И к прежним травмам добавил немало увечий. Пожалуй, вдвое больше, чем ты и Дантист.
– Скиф – прирождённый боец, – кивнул Зинка. – Сильный и хладнокровный… Он восстанавливался по своей собственной методике…
– Между прочим, Аристократ уже в деле, – вдруг сказал Чудак, и, сделав маленький глоток кофе, отвёл чашку и как-то странно в неё посмотрел. – Он тоже быстро восстановился. По традиционной методике.
– Вот как?! – искренне удивился Зинка. – Аристократ в деле?..И где он сейчас?
– Здесь, в Ямбе.
– В зоне?
– Да. Они вдвоём с Гоблином. Уже третью неделю.
– Постой, ты хочешь сказать, что Сван Гастелло и Барс Каталь – это Гоблин и Аристократ? – спросил Зинка.
– Да, только наоборот: Барс Каталь – это Гоблин, а Сван Гастелло – Аристократ, – поправил Чудак, и добавил – О том, что вы живы, Геннадий не знает.
– Господи! Чудак… – вздохнул Зинка, – ну почему Аристократу-то не сказать правду? Ты что, его ещё не проверил?
– Аристократу и Гоблину я верю. – Голос Чудака стал злым. – И вам со Скифом верю. Но Аристократ входил в «зону» не по моему каналу. Их с Гоблином вела куча людей, не все из которых находились под моим контролем. Одно случайно оброненное слово, и… ты меня понимаешь. После того, как в высшем руководящем составе конторы был выявлен крот, я стал трижды осторожным.
Зинка усмехнулся. От него не ускользнуло, что имя Дантиста в число наделённых доверием Чудака не попало. Он закурил, и, выпустив дым, заметил, как Чудак поморщился.
– О, извини, – спохватился он, собираясь погасить сигарету.
– Ничего-ничего, кури. – Чудак усмехнулся – Сам курил всю жизнь, но, в отличие от многих других бросивших, понимаю, чего стоит курильщику сдерживать желания. У него ж тогда мозги плохо работать начинают.
Зинка взял со столика пепельницу, отошёл к окну и присел на подоконник.
– Стало быть, Дантисту ты не доверяешь? – спросил он, прямо посмотрев в глаза командиру. Подходящего момента всё не наступало, а решать вопрос надо было срочно, Зинка знал: Чудак уведёт разговор в конкретику, и к вопросу Дантиста возвращаться уже не пожелает.
– Дантист неадекватен, – качнул головой Чудак. – На парня сильно повлияла смерть любимой женщины. Я бы сказал, фатально повлияла.
– Аристократ тоже потерял любимую женщину, – напомнил Зинка, – но ему ты, тем не менее, веришь. Считаешь, что у Гены Волченкова более толстая кожа? Или думаешь, он меньше любил Герцогиню, чем Дантист – Бажену?..
– Я не думаю. Я просто анализирую информацию на основании имеющихся данных…
– А я не анализирую, я просто знаю! – с жаром произнёс Зиновий. – Я знаю этого парня, Чудак. Дантист – боец не слабее Скифа. Успех операции «Змий» – во многом Сашкина заслуга. Ты забыл?
– Стоп! Прошлых заслуг Данцова я ничуть не умаляю. А вот что касается его теперешнего морального состояния… Дантист стал другим, он замкнулся в себе. Он всё время думает о чём-то. И я подозреваю, о чем он думает… – Чудак пожевал губами, но говорить о своих подозрениях не стал. – Молчаливые люди опасны, Зиновий.
– Скиф тоже не особенно разговорчив, – возразил Зинка. – Послушай, Чудак, ведь наши медики буквально наизнанку вывернули каждого участника операции «Змий», да и Знахарь достаточно порылся в наших мозгах. Разве он нашёл какие-нибудь отклонения?..
Чудак с великой внутренней борьбой всё же взял сигарету из лежащей на столе пачки, и долго её нюхал, раздумывая: закурить или нет. Решился, щёлкнул зажигалкой, но после первой же затяжки его передёрнуло, и он, быстро подойдя к окну, брезгливо затушил окурок в пепельнице, услужливо протянутой Зиновием.
Подняв голову и приблизив лицо, Чудак буквально впился близоруким взглядом в глаза подчинённого. После весьма продолжительной паузы вкрадчиво спросил:
– А ты думаешь, не нашёл?
– Но ведь… – Зинка растерялся.
– Короче… – Чудак отвёл взгляд и вернулся к своему креслу, – я против участия Дантиста в операции, – сказал он. – И я принимаю решение…
– Подожди, – попросил Зинка. – Подожди, Чудак, не торопись. Пожалуйста, выслушай меня. – Он закурил новую сигарету, нервно затянулся. – Мы все живем на грани: на грани провала, на грани жизни и смерти, на грани душевного срыва. Никто не знает, что происходит в наших душах. Но мы с радостью ходим по лезвию ножа, рискуем жизнями… Потому что любим эту опасную работу, потому что ничего другого делать не умеем и не желаем. Мы не по принуждению пришли в ФАЭТ, а, как бы пафосно это ни звучало – по велению сердца. И если контора вдруг начинает в нас сомневаться, или попросту забывает о нас, это больно, Чудак, это очень больно… Представь, что будет с Дантистом, если я скажу ему: «Извини, Санёк, ты больше не нужен. Ты – псих и можешь завалить дело. Вот тебе пенсия от конторы. Иди, чини компьютеры. Или мемуары пиши. Но только в стол, потому что рассказывать обывателям о твоих подвигах нельзя, это государственная тайна. И постарайся окончательно не свихнуться. И не спейся, Саша, потому что тогда ты станешь угрозой для общества, которому служил верой и правдой…»
