Когда свет погас, аккомпаниатор ее поцеловал. Может быть, он успел подняться за секунду до того, как стало темно, а может, только начал подниматься. Но какое-то движение он сделал, потому что все, находившиеся в гостиной, запомнили, что он ее поцеловал. То есть самого поцелуя они, конечно, не видели, потому что темнота наступила кромешная, но могли поклясться, что поцелуй был, и даже точно его описывали: глубокий, страстный, захвативший ее врасплох. В тот момент, когда лампы погасли, все смотрели именно на нее. Вскочив на ноги, все продолжали аплодировать, не жалея ладоней. Ни один человек в гостиной не испытывал ни малейшей усталости. Итальянцы и французы кричали: «Браво! Браво!» Японцы выражали свое восхищение молча. Интересно, а если бы свет не погас, он бы точно так же ее поцеловал? Неужели он был так ею переполнен, что бросился к ней в тот самый миг, как наступила темнота? Неужели решился на это мгновенно? А может быть, все эти мужчины и женщины в комнате сами хотели того же самого и потому стали жертвой коллективной галлюцинации? Они настолько были захвачены красотой ее голоса, что все вместе жаждали припасть к ее губам, испить их. А может, и правда музыку можно присвоить, уловить, поглотить? Что бы это значило: поцеловать губы, которые издают такие звуки?
Некоторые из них обожали ее долгие годы. Они собрали все ее диски. Они завели себе специальные блокноты, где записывали все сцены, на которых ее видели, все музыкальные произведения, которые она исполняла, все составы исполнителей и имена дирижеров, с которыми она выступала. Конечно, в эту ночь здесь присутствовали и такие, кто раньше вообще не слыхал ее имени. Кто считал оперу бессмысленным набором кошачьих воплей и с бóльшим удовольствием провел бы три часа в кресле дантиста. Но теперь некоторые из них плакали открыто, не стесняясь, и сами не понимали, как они могли так ошибаться.
Никто из зрителей не испугался темноты. Они ее едва заметили. Они продолжали хлопать. Приехавшие из других стран подозревали, что здесь подобные вещи случаются постоянно – свет то погаснет, то включится. Местные жители к такому уже привыкли. Кроме того, электричество пропало на редкость эффектно и вовремя, как будто напоминая: «Здесь главное – не смотреть. Здесь главное – слушать». И никто не задумался, отчего свечи на столах тоже погасли, почти в тот же миг, что и лампочки. Воздух наполнился приятным ароматом потушенных фитилей, сладковатым и умиротворяющим. Ароматом, который говорил о том, что уже поздно и пора спать.
Они продолжали аплодировать. Они воображали, что поцелуй длится в темноте.
Роксана Косс, лирическое сопрано, была единственной причиной, по которой господин Хосокава приехал в эту страну. Господин Хосокава был единственной причиной, по которой все остальные явились на этот прием. Вообще-то это было не то место, куда являются охотно. Причина, почему эта страна (кстати, весьма бедная) решила пойти на столь бессмысленные издержки и устроить прием в честь дня рождения иностранца, которого к тому же пришлось долго уговаривать и задабривать, заключалась в том, что этот иностранец был основателем и главой корпорации «Нансей», крупнейшей электронной корпорации в Японии. Сокровеннейшее желание принимающей стороны заключалось в том, что господин Хосокава обратит на них милостивое внимание, окажет столь необходимую им помощь: к примеру, в образовании или налаживании торговли. Или в строительстве завода (мечта столь заветная, что о ней даже боялись говорить вслух), причем дешевый труд принесет прибыль всем участникам сделки. Развитие индустрии столкнет экономику страны с мертвой точки, то есть с выращивания листьев коки и опийного мака, создаст иллюзию, будто страна стремится завязать с производством кокаина и героина, да и сама готовность принять иностранную помощь сделает наркотрафик не столь заметным. В прошлом подобные замыслы никогда не выходили за рамки прожектов, потому что японцы по природе своей перестраховщики. Они верили в существование опасностей или в слухи об опасностях в странах, подобных этой, и только приезд господина Хосокавы – разумеется, не в качестве исполнительного директора корпорации и не в качестве политика – внушал надежду на то, что протянутая за помощью рука не будет отвергнута. Что ей что-то перепадет из бездонного кармана приезжего японца. Да, возможно, карман раскроется не сразу, придется его улещивать и упрашивать. Но этот визит, отмеченный торжественным праздничным обедом, украшенный присутствием оперной звезды, заполненный многочисленными запланированными встречами и осмотром возможной стройплощадки будущего завода, неожиданно сделал эти мечты реальными, как никогда, и атмосфера в зале была исполнена сладких надежд. Не ведая об истинных намерениях господина Хосокавы, на приеме присутствовали представители более десятка стран. Все эти инвесторы и послы, которые сами наверняка не посоветовали бы своим правительствам вложить в эту страну даже цент, но охотно поддерживали подобные попытки со стороны корпорации «Нансей», сегодня передвигались по залу в черных смокингах и вечерних платьях, угощались тостами и смеялись.
Что же до самого господина Хосокавы, то целью его приезда не были ни бизнес, ни дипломатия, ни укрепление дружбы с президентом, как об этом позже напишут в газетах. Господин Хосокава не любил путешествовать и не был знаком с президентом. Свои намерения – или, вернее, отсутствие таковых – он выразил вполне ясно. Он совершенно не собирался строить здесь завод. Он бы никогда не согласился на путешествие в чужую страну, чтобы праздновать там свой день рождения в присутствии чужих людей. Он никогда особо не любил его праздновать даже с теми, кого знал, а пятьдесят три года и вовсе считал цифрой, не заслуживающей никакого внимания. Он успел отклонить с полдюжины настойчивых приглашений этих самых людей на этот самый прием, когда они вдруг пообещали ему присутствие Роксаны Косс.
