«…и тогда Великий Оманоске понял, что неспособны более духи и люди существовать вместе. И решил он закрыть врата, что соединяли два мира, чтобы не могли более духи проникать в мир людей и вносить хаос в жизни смертных. Собрал он всю свою силу, подобной которой не видел еще мир, и запечатал ею врата. И была эта печать, наложенная смертным, столь крепка, что ни один злобный дух не смог сломать ее, хоть многие и пытались.
Так и закончилась эра ведовства. Не могли больше люди заключать союзы с духами, чтобы получить часть их могущества. Но остались среди людей те, кто мог открыть духам путь в этот мир, и были то потомки Великого, в чьих жилах текли его кровь и его сила…»
Шум во дворе поместья отвлек Рю от чтения, и юноша с тяжелым вздохом захлопнул книгу. До начала церемонии оставалось всего несколько минут, и нужно было еще успеть добраться до главного зала. Рю вернул том обратно на полку, поправил помявшуюся одежду и в последний раз окинул взглядом свое любимое место в поместье. В библиотеке царил полумрак, лишь кое-где многочисленные пылинки танцевали в полосах пробивающегося через не до конца закрытые ставни солнечного света. Три ряда полок уходили в темноту в дальнем конце помещения, каждая плотно заставлена толстыми книгами в кожаных переплетах или аккуратными ровными стопками свитков из дорогого пергамента. Рю всегда следил за порядком в библиотеке и, глядя на нее в последний раз, с грустью подумал, что без него все это собрание рискует прийти в упадок. Но выхода не было. И, тяжело вздохнув, юноша выскользнул из здания в узкий проулок поместья.
Он хотел добраться до главного зала как можно быстрее и незаметнее, но не тут-то было.
– Рю! Вот ты где! Снова читал свои пыльные книжонки? – Кто бы мог подумать, Орта, «любимый» старший братец. Принесла же его нелегкая в эту часть поместья!
У Рю не было настроения отвечать на колкости брата, только не сегодня. Орта, старший сын их отца от первой жены, всегда относился к Рю как к ущербному, и тому с самого детства приходилось отбиваться от его нападок. Но сегодня был особенный день.
– Нервничаешь перед церемонией? – не унимался Орта, и в его голосе не было ни намека на участие. – Немудрено, уверен, отец упечет тебя куда подальше!
И Орта, гордо вздернув подбородок и явно ощущая свою победу, направился в сторону главного зала. Но Рю почти не обратил внимания на слова брата. Этот день действительно обещал стать поворотным в его жизни, и совсем не так, как думал Орта.
В зале было шумно, многолюдно и душно. Гвалт поднимался, кажется, под самую поддерживаемую ажурными колоннами крышу, отражался от нее и возвращался обратно усиленный стократ. Подушки для сидения лежали так плотно, что под ними едва виднелся пол, и почти все они уже были заняты. Еще бы, сегодня в доме собралась вся семья до, кажется, десятого колена, и все эти многочисленные представители рода Омано пытались разместиться в явно не предназначенном для этого помещении. К счастью, для Рю как непосредственного участника церемонии было выделено отдельное место в самом центре зала рядом с возвышением, где уже восседал его отец и нынешний глава семьи, Атума Омано. Сегодня он выглядел даже более серьезным и уверенным, чем обычно, хотя Рю не до конца понимал, как такое вообще возможно. Юноша усмехнулся, невольно чувствуя удовлетворение от перспективы испортить отцу столь важную для его репутации церемонию, но тут же устыдился своих мыслей. Рю знал, что планирует совершить немыслимое и покрыть позором имя своего отца, и это угнетало его. Он всегда хотел, чтобы отец им гордился, но ничего не вышло, и настал день окончательно и бесповоротно отказаться от этой мечты.
Вскоре после того, как Рю занял отведенную для него подушку, Атума громогласно призвал всех присутствующих к тишине. Когда все наконец расселись по своим местам и гам утих, глава семьи начал традиционную речь:
– Дети рода Омано! Мы собрались здесь, чтобы отметить вступление наших сынов и дочерей во взрослую жизнь! Сегодня мы определим судьбу каждого их них и призовем благословение великих духов, чтобы те освятили их путь своей благодатью!
Дальнейшую речь Рю слушал вполуха. За спиной его отца и еще нескольких десятков гостей за окном теплое летнее солнце ласкало лепестки ярко-красных цветов, высаженных когда-то его матерью. Юноша в очередной раз порадовался, что она не дожила до этого дня и что поступок, который он совершит сегодня, не сможет причинить ей боль. Будь матушка еще жива, не факт, что он смог бы воплотить задуманное в жизнь. «Великие духи, укутайте ее душу своим светом», – помолился он и перевел взгляд на отца, который уже почти завершил вступительную речь. Решающий момент приближался.
– А теперь время определить судьбу моего младшего сына! – провозгласил Атума. – Рю, поднимись!
Юноша подчинился.
– Старейшины клана избрали для тебя службу в замке Яото! – Конечно же они выбрали самый северный замок на границе с дикими землями, чьи обитатели и сами недалеко ушли от варваров, от которых защищают земли Гирина. – Принимаешь ли ты свою судьбу?
Рю в очередной раз удивился, что для церемонии совершеннолетия избрали именно эту формулировку: можно же было как-то завуалировать тот факт, что в роду Омано было не принято принимать самостоятельные решения. Он обвел взглядом окружающих его родственников, а потом, выпрямив спину и встав так гордо, как только мог, посмотрел отцу прямо в глаза и сказал только одно слово:
– Нет.
По залу прокатился шокированный шепот, куда более громкий, чем позволяли приличия. Отступать было больше некуда.
Рю видел, как напрягся отец, как заиграли желваки на его скулах, но когда мужчина заговорил, его голос был таким же твердым и спокойным, как и всегда:
– Уверен ли ты в своем выборе? Отказавшись принимать свою судьбу, ты должен будешь покинуть пределы поместья до захода солнца. Ты можешь взять с собой только свои вещи и своего коня. Ты не будешь больше зваться гордым именем Омано и никогда более твои потомки не будут носить это имя!
Шум в зале все нарастал, и на последних словах голос Атумы все-таки дрогнул. Рю очень хотелось верить, что отцу больно говорить такое своему младшему сыну, но он знал, что для Атумы важны лишь репутация и положение главы клана. Придется удовлетвориться этим. Поэтому, все так же глядя отцу в глаза, Рю твердо сказал фразу, которую повторял про себя множество раз в последние дни:
– Я, Рю, отныне отрекаюсь от рода Омано. И впредь буду сам выбирать свою судьбу.
После он выдержал паузу, все так же глядя отцу в глаза. Тот тоже не отводил взгляда, и даже несмотря на разделяющее их расстояние, Рю почти физически чувствовал ярость Атумы. Но Рю много раз приходилось сталкиваться с яростью главы семейства, и он выдержал ее, не дрогнув.
