– И откуда ты такая взялась, чудо моё?
– Какая?
– А вот такая, какая есть.
– Честно-честно? – Наташка стрельнула раскосыми глазами, сводившими Саньку с ума.
– Ну…
– Я – инопланетянка… – продышала она в доверчиво подставленное ухо. И легонько куснула его.
Они были вдвоём в маленькой избушке на Китайке. Санькины друзья, совладельцы избушки, смотрели на зачастившую к нему гостью доброжелательно и частенько под благовидными предлогами оставляли их наедине. Дело житейское… Паганелю, как звали Саньку со студенческих времён, давно пора догонять корешей: их-то детки уже в пионерах бегают. Да и девчушка пришлась парням по душе своим приветливым
нравом. Как и готовностью без лишних уговоров вести немудрёное хозяйство в холостяцком приюте на знаменитых Столбах1…
Трое старых Паганелевых друзей, конечно же, давно и прочно из холостяцкого сословия выпали. Даже Юрка-Червонец, прибившийся, наконец, к хорошей женщине, которая сумела слегка поубавить рыцарский размах его души. У каждого, помимо квартиры в городе, было по даче, где они честно отмеряли штыковой лопатой положенное количество субботнего отдыха. Но должно же быть ещё что-нибудь за душой у мужчин в расцвете сил? Особенно если мужчины эти ещё не сказали своего последнего слова в очень любопытном занятии, называющемся «альпинизм».
Поэтому, прикинув варианты, они сообща срубили на Столбах небольшую избушку, ставшую их тренировочной базой. И женщин сюда до поры до времени не приваживали. Разве что по большим праздникам – Ленку Безухову с её Пьером. Как говорят истинные арийцы: «Киндер, кирхен, кюхен..» Ферштейн? А кто не ферштейн, то переведём:
«Дети, церковь, кухня…»
Наташка оказалась исключением. Дивчина эта, как величал её Славян, не забывший ещё своих полтавских корней, появилась в их глухом закоулке совсем случайно. Скорее всего, слегка заблудилась с подружкой. Испив вежливо предложенного чайку, подружка навсегда исчезла с горизонта, а Наташка через некоторое время появилась вновь.
И так мила и проста была эта малышка с невероятными азиатскими глазищами, что хозяева даже не уловили, когда стали замечать не её присутствие, а наоборот – отсутствие.
Каким чудом у Паганеля склеились близкие отношения с Наташкой – до сих пор оставалось для него огромным вопросом. Ушлым бабником он себя не считал, да и в ней не уловил ни капельки кокетства. И слава Богу! Санька бабского кокетства на дух не переносил.
И вообще она вся оставалась для него загадкой. Ни разу не дала себя проводить. А в избушке появлялась тоже самостоятельно, неведомым образом угадывая те моменты, когда Санька начинал всерьёз маяться без неё. «Ведьма какая-то…» – наверное в сотый раз подумал Паганель, дотянувшись до ускользавшей, хохочущей девчонки.
– Сашенька… – обмерла Наташка, враз перестав смеяться и прижимаясь к нему.
– Наташка…
– Сашенька, милый…
– Наташ!
– Что, Сашенька?
– Где ты живёшь всё-таки?
– Глупый мой… Какая тебе разница?
Он не понял:
– Как это, какая разница?! А случись что, как тебя найти?
– А зачем?
Он будто поперхнулся от её неожиданной логики – отстранился и посмотрел Наташке в глаза. Нет, вроде бы не смеётся над ним?..
– Совсем незачем?
Теперь уже она внимательно глянула на него.
– Ещё не знаю…
Паганель внезапно разозлился. Что за чертовщина! Спишь с мужиком – и «не знаю»! Он дёрнулся встать, но Наташка не отпустила. Вроде бы и не сильно цеплялась за него, а не хватило сил оторвать. Или решимости?
– Ты чего, Наташка?
– Сашенька. – она всхлипнула, – Сашенька… Не обижайся, мой хороший…
Санька молчал, но больше не пытался оттолкнуть девчонку. Ему показалось, что они подошли к узкому мостику над пропастью. И не надо резких движений. Не надо…
– Ты думаешь, я – дура?
Честно говоря, подобная мысль в Санькиной растерянной голове мелькнула. Но он промолчал, ожидая продолжения. Ждать пришлось довольно долго, пока Наташка, видимо, не решилась.
– Я, правда, не совсем обычная, Сашенька… – она помолчала, и договорила до конца:
– Понимаешь, моя бабушка – шаманка.
Ну, наконец-то! Паганелю стало легко и весело: такую бабью дурь можно и пережить.
– Это не БАБЬЯ ДУРЬ, Сашенька… – Наташка не акцентировала произнесённое, но он понял, что произошло не простое совпадение слов.
Санька опять поперхнулся.
– Она из очень древнего рода. Только шаманами становятся
не все. Моя мама не стала…
Санька не знал, что и думать. Его европейский разум не воспринимал мистической чепухи. Другое дело, что женщины действительно, по рассказам более опытных друзей, частенько чуют то, о чём даже не догадываются мужики. Только при чём здесь шаманская чертовщина? И потом, что у них, запрет на личную жизнь? Не слишком-то она прислушивалась к таким запретам до сих пор…
– Нет у нас никакого запрета, – Наташка опять будто бы подслушала его мысли. – Просто очень тяжело быть с человеком, когда видишь его насквозь… И тебе будет тяжело. Бабушка предупреждала…
– Но ты же сказала, что твоя мама не стала…
– Понимаешь, Сашенька, и у меня этого раньше не было. А когда ты… – она покраснела и запнулась, – когда ты был со мной, я вдруг все твои мысли прочитала.
Теперь покраснел Санька. Мысли были всякие… Какие ещё они бывают, когда девчонка тебе в первый раз отдаётся?
– Ну вот, видишь – уже проблемы, – улыбнулась она. – Не пугайся, мой хороший! Ничего обидного там не было. Только не бойся больше.
– Чего? – спросил Паганель, чувствуя себя полнейшим идиотом.
– А того самого… Думаешь, я боюсь ребёночка родить?
– Но я же действительно тебя люблю…
– И я тебя, мой хороший, – она погладила его по щеке. – Думаешь, у тебя что-нибудь получилось бы, если бы я не любила? Поцелуй меня ещё…
– Тогда чего же ты боишься?
Наташка, не ответив, потянулась к Саньке губами.
– Наташка…
– Сашенька…
Наташка не сказала своему Сашеньке, о чем предупреждала бабушка. Зачем? Ещё подумает, что совсем дурочка. Да и самой не очень-то верится… А уж если ей действительно суждено родить великого шамана, то что плохого, если отцом станет самый любимый человек? И вообще, разве может быть иначе?
Глупая девчонка! Так и не сумела втолковать ей старая Айго, что шаманы вовсе не рождаются. Их бессмертные души лишь на время вселяются в человеческую плоть! В тот самый миг, когда в теле будущей матери вспыхивает огонёк новой жизни. Вот откуда всё её «ясновидение».
