– Елена Викторовна, тут пришли какие-то люди, – женский взволнованный голос разносится по салону моей машины. – Они предлагают что-то подписать.
– Анна Павловна, без моего присутствия ничего не подписывать, ясно? Я уже еду к вам.
– Ох, ты ж боже мой, что делается-то. Вы уж поторопитесь, милая. Они сейчас разговаривают с моим мужем. Меня попросили выйти…
– Ни в коем случае! Вернитесь и проконтролируйте, чтобы Александр Георгиевич ничего не подписал. Это очень важно! Одна ваша подпись, и я больше не смогу вам ничем помочь. – На другом конце провода снова раздаются причитания. – Вы поймите. Вас хотят выселить любой ценой. Они наобещают вам золотые горы, но по факту вы можете остаться ни с чем. Идите и передайте им, что все вопросы будете решать только в присутствии своего адвоката. Я через пятнадцать минут буду.
Я завершаю разговор и выжимаю педаль газа в пол. Мне стоит поторопиться, чтобы успеть приехать на место прежде, чем этих доброжелательных людей облапошит меркантильная стая белых воротничков.
Но мой телефон снова вибрирует, и, выругавшись себе под нос, я нажимаю на тормоз, едва успев остановить машину перед подрезавшей меня «газелькой».
Сделав успокаивающий вдох и медленный выдох, я снова вливаюсь в поток машин. С запозданием бросаю взгляд на экран магнитолы. Звонок от воспитательницы Миши.
Господи, что на этот раз? Я принимаю вызов, и он автоматически переходит на громкую связь.
– Да, Алла Григорьевна.
– Елена Викторовна, вы уж простите, что снова отвлекаю вас, но Миша опять подрался с Владом. На этот раз он ударил его кулаком прямо в глаз.
Я шумно выпускаю воздух из легких.
– Мне очень жаль. Сильно ударил? – Я прикусываю губу с мучительной гримасой на лице, надеясь на щадящий ответ.
– Ну, красненькое пятнышко осталось. Наверное, будет синяк. Не знаю, что сказать родителям Влада. Опять скандал будет…
– А что у ребят произошло на этот раз?
– Ну… – Воспитательница мнется. – У них произошел спор, чья Алиса жена. А потом Влад обозвал его и показал ему язык, ну, Миша и ответил…
Боже.
Я останавливаюсь на красный и с тихим стоном ударяюсь лбом об руль. Миша – это нечто.
– Вы уж простите, Алла Григорьевна, но из-за Алисы в группе скоро передерутся и поубивают друг друга все мальчишки.
– Ой, Алиса – это отдельная история. Она же сама им и говорит, чтоб дрались за нее, а эти сорванцы и рады.
Машина позади сигналит, как бы поторапливая меня.
– Хорошо, я поняла, Алла Григорьевна. Я обязательно проведу разъяснительную беседу с Мишей и, если вдруг возникнут проблемы с родителями Влада, подъеду на разговор. Сейчас за рулем не совсем удобно…
– Конечно, конечно. Все. Больше не отвлекаю.
Я завершаю звонок и бросаю взгляд на навигатор.
Впереди еще одна пробка.
Твою мать.
Поэтому вместо обещанных пятнадцати минут дорога занимает все двадцать пять.
Я паркуюсь у хиленького забора прямо за внушительным черным внедорожником, на котором, судя по всему, и приехали «какие-то люди».
Взяв сумочку, бросаю беглый взгляд в зеркало заднего вида, торопливо поправляю челку и подкрашиваю губы.
Выхожу из машины, разглаживая узкую юбку на бедрах. На улице сегодня тепло, поэтому пиджак оставляю в машине.
Середина мая.
Свежий аромат цветущих яблонь доносится до меня с первым порывом ветра, который колышет свободные рукава моей шелковой рубашки. А когда я открываю хлипкую калитку и захожу во двор, аромат цветов усиливается, немного кружа голову легкой эйфорией.
Я поднимаюсь по деревянным ступенькам и, постучав в дверь, отступаю на шаг назад, бросая беглый оценивающий взгляд на острые носки зеленых туфель.
Через минуту за дверью слышится шорох, а потом я встречаюсь лицом к лицу с хозяйкой дома.
– Здравствуйте, Алла Павловна, – киваю с доброжелательной улыбкой.
– Проходите, проходите, Елена Викторовна. – Женщина жестом приглашает меня, и я переступаю порог дома, принимаясь снимать туфли. – Ой, не разувайси, не разувайси, дочка! Полы холодные, да и не мытые, спину вон вчера прихватило, так ни согнуться, ни разогнуться. – Я пытаюсь настоять, но хозяйка подталкивает меня вперед. – Проходите, Елена Викторовна, они на кухне. Ой, что делается. Что делается. Они моему Санечке уже все мозги запудрили, сволочуги такие, – причитает она, шаркая позади меня тапочками по полу.
– Не переживайте, Алла Павловна, сейчас разберемся.
Я чуть пригибаюсь в дверном проходе, чтобы не стукнуться лбом о косяк, и следую на кухню, откуда доносится басистый голос хозяина дома. Я появляюсь там ровно в тот момент, когда Александр Георгиевич бьет кулаком по столу, заставляя чашки и блюдца подпрыгнуть:
– Здесь родился, здесь и помру! А потом делайте что хотите!
– Санечка! Не кричи, миленькой, опять давление скаканет, – раздается за мной поучительный тон хозяйки, которая заходит следом за мной и сразу подходит к шкафу, доставая флакончик с лекарством.
– Вам не о чем беспокоиться, мы предоставим вам другое жилье, и оно будет в разы комфортней для вас…
– Прошу не вводить моих клиентов в заблуждение, – я подаю голос, и мужчина, которого я прервала, тут же поворачивается в мою сторону. – Я представляю интересы хозяев этого дома, и все переговоры по данному объекту лежат в моей компетенции.
– Именно вас мы и ждали, Елена Викторовна, – раздается голос другого мужчины, и мой взгляд резко перемещается в сторону окна, у которого спиной ко мне стоит мужчина.
Деловой светло-серый клетчатый костюм. Широкие плечи, которым явно тесно в пиджаке. Модельная стрижка, судя по коротко стриженному затылку. Я могла бы обознаться…
Но этот голос… Я думала, что забыла его, но я помню. И прямо сейчас от его прозвучавшего низкого тембра моя кожа покрывается мурашки, а дыхание сбивается. Боже…
Эмоции, которые до этого момента казались мертвыми, оживают с такой силой, что колени подкашиваются, а сердце бьется о ребра и срывается вниз, как подбитый беспилотник.
Этого… этого не может быть…
Сжимая ручки сумки дрожащими пальцами, я прерывисто выдыхаю и, точно в замедленной съемке, наблюдаю за тем, как мужчина, стоящий у окна, поворачивается ко мне лицом. Мы встречаемся взглядами, прежде чем мое бедное сердце получает еще один удар, от которого невозможно оправиться.
Потому что прямо передо мной стоит мужчина из моего прошлого, который однажды просто исчез, заставив поверить в его смерть. Но сейчас он стоит всего в нескольких шагах от меня. Живой. За пять лет он практически не изменился. Те же густые темные брови. Те же жгучие карие глаза и красивые упрямые губы. Единственное, что в нем стало чужим, – это строгое, без тени улыбки лицо, седина на правом виске и горбинка на когда-то ровном носу. А еще… холод, с которым он смотрит на меня, будто видит впервые…
