1. 1. Пока все дома
Дина решительно открыла дверь в кабинет мужа. Не постучала — это за неё сделали каблуки. Она не разулась. Так и ходила полчаса по квартире в сапогах. Даже притопила ворсинки ковра в спальне, забирая из второй ванной комнаты большое махровое полотенце для сына. Домашние тапочки — символ домашнего уюта. А уюта без спокойствия не существует. Только спокойствием тут и не пахнет. Пахнет дерьмом, точно из незакрытой двери дачного нужника. А ей показалось, что муж что-то понял за почти неделю разлуки. Во всяком случае Дина, заказывая из аэропорта «Пулково» такси, никак не ожидала, что их с сыном ждёт полный игнор.
Взгляд Роберта был таким же жестким, как и ее хватка на ручке двери, которую она решила не закрывать.
— Ты так и не поздороваешься с сыном?
В голосе прозвучал вызов. Острые нотки, как и подбородок, которым Дина проткнула наэлектризованный воздух.
— Каким сыном?
Она не стала отвечать на выпад. Скрещиванием словесных рапир они занимались целый день до ее срочного вылета в Бостон. Их единственному сыну грозило не простое отчисление из американского вуза, а с последствиями: Артур мог узнать всю прелесть американского правосудия за несовершенное им преступление. Ну о каком изнасиловании однокурсницы может идти речь, когда они спали друг с другом целый год! Страна идиотов! Иначе Дина и не думала…
И сейчас муж в ее глазах был не меньшим идиотом и заодно… Сволочью. Да, самоустранившись от решения проблемы своего ребёнка, он перестал быть в ее глазах мужчиной, за которого она выходила замуж двадцать с лишним лет тому назад.
Голос глухой, простуженный, но Роберт не говорил по телефону, что приболел. Да и сидит за столом при полном параде, точно только что явился из офиса.
— А у тебя есть другой? — не выдержала Дина злобного взгляда карих глаз.
— У меня больше нет никакого. Артур не сын. Он — мой позор.
— Роберт, давай не при ребёнке…
Он вскочил, и кресло ударилось спинкой о подоконник.
— Он перестал быть ребёнком, когда начал трахать баб. Ясно?
Дина так и не переступила порога кабинета.
— Да за последнюю неделю мне многое стало ясно. Если мой сын тебе больше не сын, то и ты мне больше не муж.
Она хлопнула дверью и подошла к стенному шкафу в прихожей, толкнула зеркальную дверцу, и та с грохотом откатилась в сторону.
— Мам?
Дина не обернулась на голос сына, выглянувшего в коридор. Рванула на себя чемодан, который стоял у дальней стены, и, потревожив стройный ряд пальто, выкатила его на середину прихожей.
— Проваливай! — сказала она сразу обоим.
— Спасибо!
Это Роберт перехватил чемодан и оторвал от пола.
— Я сам соберу вещи. Не нужно за мной ухаживать. У тебя теперь есть кому подтирать сопли. Ещё и задницу не забудь подтереть, раз не научила в детстве.
Дина вскинула освободившуюся от чемодана руку и опустила на щеку мужа. До боли в собственных пальцах! Аж в ушах зазвенело. В горле заклокотало, но она приказала себе держаться. Первая в жизни пощечина, но и первый семейный скандал.
— Мам! Пап!
— Я тебе не "пап" больше!
Роберт орал будто прямо у неё над ухом, хотя оплеуха явно откинула его на пару шагов назад к двери рабочего кабинета.
— Ты куда?
Это Дина схватила за руку сына, которой тот захотел сорвать с крючка куртку. Только из душа. Волосы мокрые. Ноги босые.
— Ухожу! — огрызнулся Артур. — Не надо из-за меня ругаться.
— Мы не из-за тебя! — процедила Дина сквозь зубы. — Мы просто… Ругаемся.
Роберт ничего не добавил к ее словам. Испепелил сына взглядом и ушёл в спальню, оставив дверь открытой, поэтому они прекрасно слышали, как ездят по полозьям вешалки. Артур вздрогнул и пару раз бессмысленно перевёл взгляд из глубины квартиры на розовые щёки матери и обратно.
— Мам, останови его! — выпалил он наконец громко.
Дина опустила глаза и прижалась спиной к закрытой дверце шкафа.
— И не подумаю!
Потом резко сорвала с вешалки пальто мужа и бросила на пол, тут же схватилась за плащ и замерла. Ее руку сжали пальцы сына. Крепкие, горячие — большая рука и он… Большой, но такой глупый… Самостоятельный… Позвони он на пару дней раньше, до постановления об отчислении, все можно было уладить и с девушкой, и с администрацией университета. А в нем американская дурь взыграла — вера в справедливость. Да где она, справедливость? Нет ее! Сжили со свету. Со всего земного шарика!
— Ну что же вы делаете… Давай я уйду? Вы помиритесь и позвоните мне…
— Нет!
Дина яростно вырвала и руку, и плащ и едва удержалась, чтобы не пройтись в уличной обуви по дорогой материи.
— Пусть убирается к чертовой матери!
Роберт к тому моменту уже гремел бритвенными принадлежностями в ванной. Дина оттолкнула сына и размашистым шагом, чуть не подвернув каблук, прошла на кухню. Здесь ему забирать нечего, сюда Роберт не зайдёт.
— Роберт Халатович, — услышала она приглушённый голос Артура, который скорее всего зашёл к отцу в спальню. — Вы можете меня выслушать?
Она не могла уже ничего слышать. Заткнула уши ладонями, хотя отец так ничего и не сказал сыну. Руки на стол она опустила лишь когда услышала щелчок захлопнувшейся входной двери.
— Ну чего ты здесь сидишь? А? Дина Эдуардовна? Ну чего?
Она подняла глаза на сына. Сухие. Она точно это знала.
— Иди спать.
Сказала это так, словно узрела перед собой маленького ребёнка, пришлепавшего босыми ногами на кухню среди ночи. Большой ребёнок шарахнул кулаком по дверному косяку, а потом и дверью своей комнаты.
— Иди на… — произнесла она вслух то, что не успела сказать мужу в лицо.
Ничего страшного. Они достаточно долго женаты, чтобы понимать друг друга без слов. Слишком хорошо, чтобы возненавидеть. Она встала, скрипнув стулом. Подошла к шкафчику со стеклянной дверцей и достала бутылочку Гран-Марнье. Щедро плеснув в рюмку, вернулась к стулу, который не стала двигать обратно к столу. Так легче стянуть сапоги.
Молния разъехалась со свистом. С таким, с каким рвётся кожа на груди. Внутри все горело и без коньяка, но Дина сделала глоток. Потом закинула скрещенные ноги на пустой обеденный стол. Колготки мокрые, но запах апельсина у самого носа перебьёт все неприятные запахи. Да и тухлятиной несёт совсем не от ног, а из разорванной души. Сердце сгнило, причём, давно. Так какого черта после отъезда сына она продолжала жить с этим козлом?
2. 2. Родители
— Мам, почему ты не сказала, что у вас все плохо?
Артур долго подбирал правильные слова — лишние пять минут просидел на кровати, натягивая носки на ледяные ноги. Затем нацепил толстовку — озноб чувствовался во всем теле. Заболел? Да плевать… Не жрал и не спал последние две недели. Зачем добавлять ночных кошмаров к тем, что были наяву? Вот и результат. Но как тут поболеешь с этими дебилами…
Сердце колотилось, как у зайца — мог не считать пульс, зашкаливал. Что мать нагородила отцу? Если они срутся друг с другом, то при чем он?
