Борис Суслович - Царскосельский Эйлат (сборник)

Царскосельский Эйлат (сборник)
Название: Царскосельский Эйлат (сборник)
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Царскосельский Эйлат (сборник)"

Борис Суслович родился в 1955 году в Днепропетровске, с 1990 года живёт в Израиле. Стихи и проза публиковались в журналах «Новая Юность», «Крещатик», «Семь искусств», российско-израильском альманахе «Диалог», иерусалимском альманахе «Огни столицы». В 2006 году выпустил стихотворный сборник «Просыпается слово». «Царскосельский Эйлат» – вторая книга автора.

Бесплатно читать онлайн Царскосельский Эйлат (сборник)


© Б. З. Суслович, 2014

© Издательство «Летний сад», 2014

* * *

Монолог повитухи

или

От издателя

Моя роль проста – я повитуха, и моё дело дойти до момента, когда

задышит учащённо
И первый крик издаст ребёнок,
Тебя за палец ухватив

Книга Бориса Сусловича должна была появиться на свет, как всякий зачатый ребёнок. Зачем? А Бог его знает!..

Равно неважно, что думают об этом любые люди, в том числе и я, её повитуха, её издатель.

Я полюбил эту книгу. Так акушерка, помощница при родах, любит первый крик дитяти.

Поэтому моё «акушерское» мнение не оценка: оценивать живую душу книги глупо и невежливо. Я просто скажу несколько слов о том, что интересного я в книге нашёл. Как в детстве – помните? – что там, в книшке есть интересненького?

Запомнилось яркое стихотворение про «окурочек» (простите за ассоциацию с Алешковским). Про перерыв в театральном спектакле.

Сильные стихи в конце первого раздела книги, начиная с «Ташкент 1943». Там есть такие глубокие ноты, что во мне, читавшем стихи впервые, отзывался какой-то камертон.

Интересной мне показалась русская соцреалистическая проза на современный израильский лад. Например, произведение под названием «Милашка» ярко напомнило производственные фильмы 60-х, 70-х годов, названий которых уже не удерживает память. Кстати, рассказ о «милашке» слился во мне ещё с одним вполне советским рассказом об инженерах-наладчиках, спешащих из командировки к семьям.

Энергичная, вроде бы, скучища, подражателю которой, американцу А. Хейли, за это платили деньги… Но мне скучно не было. Почему, сам не знал. Теперь всё же знаю: потому, что в сюжетах Сусловича не столь важно, чем кончится история, сколь населяющие их людские лица. И не потому, что автор всегда их любит, а потому, что хорошо видит, помнит, рисует, поскольку в чертах этих лиц, врезавшихся в память, я слышу больше, чем щелчок фотокамеры. Что-то насекомообразное наплывает на меня со страниц, где рассказывается о «милашке», что-то из «превращения» Кафки, из «Маски» Станислава Лема. Рожица менеджерши внезапно оснащается тараканьими усиками и жучиные надкрылки оттопыривают на стройной спине нежно-голубую блузку.

Насекомая жестокость жизни, превращающая людей в странных богомолов из сериала «вайлд нэйча», пожирающих кузнечиков.

Вот ещё типаж: школьная учителка на пороге аборта, который она не знает, то ли делать, то ли нет. И всё же решается: отец будущего ребёнка ей не слишком по вкусу. А вот от другого, пробегающего мимо персонажа, нет сомнения, родила бы. И снова в чертах почти человеческого лица проступает диковатая хищность. Вспомнился печальный рассказ Чехова о том, как мещаночка не имела денег заплатить врачу в отсутствии мужа и отдалась вместо платы. Нетеплокровность, бесчеловечность лучше всего проступает сквозь простой сюжет, спокойно рассказанную незамысловатую историю. Мерзость именно тем и мерзость, что притворяется обычной жизнью. А мы думаем, что всё нормально, как фотограф из фильма Антониони «Блоу ап» полагал, что снимает влюблённых, пока не различил за любовным снимком чёрное малозаметное пятнышко тайного убийства. «Обдуманное тайное коварство», – написал поэт Е. Рейн в своём «Мальтийском соколе». Хочется возразить: не обдуманное коварство, а врождённое зверство недолюдей, не знакомых с «не убий» и полагающих деторождение аналогом похода в супермаркет.

Ещё один персонаж энтомологической коллекции Сусловича – не вымышленный, а вполне себе всамделишный критик по фамилии Гуданец, взявшийся для чего-то с остервенением кусать хрестоматийные стихи Пушкина и стравливать Пушкина с Достоевским…

…Один из аспектов книги по моему впечатлению – невидимые простому глазу муравьишки, как в знаменитом древнем кино «Андалузский пёс», пытающиеся расправиться с людьми, пожирающие их изнутри и снаружи. И второй (или первый) ряд: люди, чьи судьбы определены Божьей рукой, скрыты за таинственными небесными печатями. Дуэль Пушкина, смерть Анненского, умирание Блока, Цветаева, шагнувшая в сторону будущего самоубийства… да речь не только о великих, тут и школьник, за всю жизнь единственный раз поговоривший с соседом, тут и две женщины, из Тбилиси и Тель-Авива, с наслаждением пророчествующие на разных языках, но с тем же чувством, тут и тренер по плаванию, устало понимающая призрачность надежд юных пловцов на чемпионство, и врач-грубиян, напуганный возможным взысканием…

Вся книга Сусловича, как видно, состоит из второстепенных персонажей. И в прозе, и в стихах. Персонажи эти играют свои роли в отсутствии героя совершенно спокойно и по этому герою вовсе не скучая. Автор часто ставит на место героя самого себя, рассказчика истории, но фокус в том, что и себя он, если приглядеться, числит второстепенным персонажем.

Суслович нашел замечательный ход, не сразу ставший очевидным мне, заносчивому, ленивому и пресыщенному читателю, но яркий при внимательном прочтении: его книга не о маленьком человеке, как половина русской классики, нет, потому что нет «больших людей» для сравнения, лишь большие чуковские «Тараканищи», в которых тут же превращаются все лица, претендующие на первенство… Книга о второстепенном человеке, о негероическом мире, где каждый из людей может заполнить собой разве что эпизод или анекдот.

Этот мир у Сусловича получился благодаря странной, почти неофитской, и от того неожиданной языковой работе.

Да-да, вы не ослышались, этого автора, чей лирический герой порой говорит вполне дилетантским слогом, точно эдакий «нью-капитан Лебядкинд» в фуражке с орлом и лапсердаке, я числю создателем весьма диковинного языка, языка-химеры, в котором сквозь кириллицу проступают клинья иврита и готика идиша, и который, как всё живое, содержит в себе жутковатую тайну Творения.

Сначала я полагал, что книга распадается внутри меня на два блока: блок Пушкина и блок Бродского (читай, Соломона Михоэлса, Переца Маркиша, Моисея Тейфа…) В этом втором блоке уместно слово «Б-гъ», в первом же только «Бог».

Этот второй блок пронизан этнографией еврейства, как Гоголь малороссами, а Искандер своим Сандро… это такой нынешний, глубоко провинциальный Шолом-Алейхем. У этого второго блока есть своя мощная традиция во главе с… Бабелем в том числе. До больших авторов, полагал я, наш писатель не дотягивает, но корни именно в них. Имя этой традиции простое – русскоязычная еврейская книга.

А первый блок произведений русский, пушкинский. К нему относятся стихи об иврите, как о языке, не ставшем родным, зарисовки об Анненском, Цветаевой, некоторые житейские зарисовки, где нет яркого, бьющего в глаза национального колорита…

Единственный вопрос, который стоял передо мной, куда отнести мне внутри себя Мандельштама. Он, «зинаидин жидёнок», а впоследствии великий «крестник» Гумилёва, посредине, как тело птицы меж двумя крыльями.


С этой книгой читают
Борис Суслович родился в 1955 г. в Днепропетровске. Окончил Днепропетровский университет, математик. В Израиле с 1990 г., работает программистом.В 2004 г. занял 2 место на израильском поэтическом конкурсе «Северная лира». Стихи и переводы печатались в журнале «Корни» (Москва, 2005 г.).«Просыпается слово» – первая книга автора.
Перед вами сборник избранных стихотворений поэта Бориса Сусловича.«Разбег» – это попытка подняться над сиюминутностью, увидеть в своей, сугубо частной, жизни нечто большее. Это откровенный разговор с читателем о том, что представляется необходимым, жизненно важным. Это прикосновение к настоящей поэзии, так необходимой сегодня каждому из нас.
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
В один миг её жизнь резко изменилась. В одно мгновение она потеряла всех, кого любила. Остались лишь жалкие воспоминания, каждый раз задевающие израненную душу. И каждый раз вспоминая, в голове проносились одни и те же слова: «Пламя, ты забрало из моей жизни всё, что я любила. Безжалостно оставило одну в угоду себе и этому миру. Почему я до сих пор хожу по этой прогнившей земле? Почему я до сих пор дышу этим отравленным воздухом? Скажи, почему я
«В какой-то момент, когда стало чуть полегче, он вдруг понял, что похож на курицу, которая, склоняясь над деревянным корытцем и вытягивая шею, погружает клюв в воду, а глотнув, обязательно потом запрокидывает головку назад, устремляя красновато-оранжевые глазки в небо. Так подсказала ему память детства, когда он приезжал в село к бабушке и дедушке, пока они были живы, и по их просторному двору вольготно расхаживали пеструшки – в Киеве на асфальте
У каждого человека есть прошлое и парадокс заключается в том, что чем дольше живёт человек, тем ближе становится для него это самое прошлое, он с любовью и нежностью вспоминает своё детство, свою юность, всё то, что так неумолимо исчезает и растворяется в дымке времени…
Книга социолога Виктории Дубицкой написана в жанре бизнес-романа и основана на исследованиях, проведенных автором в одном из успешных российских банков, «Прима-банке», как он назван в тексте, в период становления его управленческой команды. Кроме того, на репрезентативной российской выборке проверена гипотеза Герта Хофстеде о своеобразии национальных организационных культур, что позволяет показать, как нужно и как нельзя управлять в России. Этого
В книге Эдуарда Федоровича Макаревича рассказывается об интимной сфере жизни советских людей, которая долгие годы не предавалась огласке. Вопреки известному утверждению о том, что в Советском Союзе секса нет, автор доказывает обратное: сексуальная жизнь советского человека была не менее насыщенной, чем на Западе. В СССР существовали и свои секс-символы, такие, как Валентина Серова, Зоя Федорова, Лидия Смирнова, и свои «секс-бомбы» – Лиля Брик, Зи
Тринадцать готических историй, созданных английскими и американскими писателями XIX–XX веков, вводят читателя в мир, где обыденное и сверхъестественное идут рука об руку, абсолютное зло соседствует с ироничной насмешкой над ним, а беспечные искатели встреч с неведомым то и дело оказываются на грани жизни и смерти. Эдит Уортон, Монтегю Родс Джеймс, Эдвард Фредерик Бенсон, Уильям Фрайер Харви и другие мастера жанра повествуют о давних фамильных тай
Выполняя волю отца, великого Дария, Ксеркс собрал огромную армию и вторгся в Грецию, чтобы сокрушить Афины.И вот он уже стоит посреди дымящихся руин этого символа свободы Древнего мира. Афиняне укрылись на острове Саламин, и все их надежды связаны с греческим флотом, созданным Фемистоклом. Силы неравны, победа на суше невозможна, флот заперт в узком проливе. И Фемистокл идет на хитрость, поставив на кон все: и свою жизнь, и свое славное имя.Вперв