Юрий Косарев - Черная метка

© Юрий Косарев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Два слова из высказываний президента – правовой нигилизм. Известное слово – нигилизм, от него сначала пахнет чем-то далеким, столетним прошлым, революционными событиями, предшествовавшие возникновению советской власти, теперь приобретает иной всеобъемлющий смысл. Слово мало употребляемое последнее столетие, сейчас в этом единственном слове суть всей российской жизни. Пронизанной насквозь от еще не рожденного младенца, в утробе матери до первых лиц в огромной стране. От зачатия новой жизни и до тризны нигилизм цветет пышным цветом. Слова и понятия – честь, совесть, мораль, благородство, подавленные нигилизмом, исчезли из обращения и стали каким-то анахронизмом, пережитком прошлого. Эти выражения перестали употребляться в речах и высказываниях политиков, первых и последних граждан страны. Избегают этих терминов и лучшие люди, совесть нации, выдающиеся умы, признанные авторитеты. Само понятие авторитет подразумевает совсем не тот смысл, что в нем заложен и ассоциируется, не иначе, как со словами вор, воровской, бандитский. Избегают моральных терминов, слов и поступков потому, что боятся показаться не современным, отсталым, никчемным, не уважаемым, наконец. Известные политики страны, выдающийся медик, профессора разных наук не стесняясь, не думаю, что не понимают, говорят и призывают, что с начала влюбленные люди должны пожить несколько лет, а только потом, узаконить свои отношения в ЗАГСЕ. На чем основано подобное утверждение? Пожить половой жизнью? Для чего? Что б достичь полового консенсуса? Искать лучшее? Да всегда, после самого лучшего, есть еще лучшее и предела нет и не может быть. Можно искать всю жизнь и не найти. В народе секс никогда не ставится на первое место, и кто думает так, безусловно заблуждается. Согласно социологическим опросам ему отведена только бронза. А что касается других моментов, для долгой, согласной семейной жизни, то определиться можно и без секса. По всем канонам аморально жить без регистрации. Церковь называет такое поведение блудом, а в народе используется более хлесткое выражение, испокон веков относящееся к презираемым людям. А кое-какие политики и даже ученые гордятся подобным поведением, приводят себя в пример и призывают поступать подобным образом. Одним словом нигилизм. И не только в светских законах, но и в моральных ценностях. Проститутка, приглашенная в ящик гордится своим занятием и корреспондент ставит ее в пример – она умеет зарабатывать деньги. Золотой телец выше всех земных ценностей. В ходу модные, одобряемые выражения – лох, сделал, кинул – молодец, обманул, смошенничал, предал – умеет жить, словом деловой бизнесмен. И подрастающая смена живущим, принимает такое мировоззрение, считает нормальным, верным и достойным. И первым проводником новой морали, правового нигилизма становятся люди, облеченные некоторой властью, даже ничтожной, в погонах или без них. Можно ли сейчас услышать – даю слово офицера. Это выражение можно услышать в старом кино, выпущенном много лет назад. От него исходит чистый, благородный посыл ныне живущим. Офицер задолжал денег и не отдает – в золотом веке он мог быть вызван на дуэль. Сейчас, если обратиться к его непосредственному командиру, можно получить ответ.

– Это его личное дело, я не причем. А как же честь офицера? Хорошо еще, не добавит при этом

– Молодец, кинул, умница, умеет жить.

Правовой нигилизм, о котором коротко и емко сказал президент начался в широком масштабе с перестройки. И проводниками его стали в первую очередь люди, облеченные властью. Используя ее как инструмент, и не встречая должного отпора, убеждаясь в безнаказанности – это движение ширилось, разрослось до невероятных размеров и по сути является сейчас национальным бедствием новой России, первой, реальной угрозой национальной безопасности.

Рассказы, может быть чуть утрированные, объединенные в одно целое, срисованные с конкретных людей, с самых низов, до облеченных властью, показывают всеобъемлющий, во всех областях, цинизм, стоящих на страже закона, правовой нигилизм и размеры коррупции.

В советское время пионерский лагерь Елочка, после падения КПСС, переименовали в оздоровительный комплекс с тем же названием. Старый директор, с молоком матери впитавший коммунистическую идеологию и мышление, руководивший много лет, с приходом нового периода, оказался не способным перестроиться или не сумевший угодить истинным владельцам лагеря, может потому, что уже был не молод, а скорее всего по всем перечисленным моментам, был освобожден от руководства и заменен новым директором – Иваном Леонидовичем Дранка. Высокий, привлекательный мужчина, всегда безукоризненно одет по современному, без галстука и белой рубашки, без официального темного костюма и наглаженных брюк. На нем, как всегда была чистая, отлично отутюженная светлая рубашка и джинсы или светлые не дешевые брюки. Он носил аккуратную бородку-мерлушку, всегда был чисто выбрит и по всем канонам аккуратен и свеж. Его смело можно было назвать молодым, интеллигентным профессором или учителем. В свои пятьдесят, с маленьким хвостиком, по внешнему виду являлся образцом руководителя небольшого, культурной направленности коллектива. И в самом деле он, до лагеря, работал директором дома культуры при крупном предприятии военно-промышленного комплекса. Этим домом Иван Леонидович заведовал уже давно и это было его место. Каждому человеку, в его работе, предначертано его дело. Там, где работник нужен, где ему комфортно, интересно и результат труда доставляет удовольствие – это и будет его место. Директору нравилось заведовать культурой в комплексе. Он с увлечением занимался делами, болел за результат, ладил с подчиненными и руководством. После ухода старого директора лагеря место освободилось. Подходящей кандидатуры сразу не нашлось. Был заместитель у бывшего, который с младых ногтей сжился с лагерем – - сначала вожатым, потом старшим вожатым, завхозом и, наконец, заместителем директора. Он был не плохим исполнителем, но стать полноправным, первым лицом в оздоровительном комплексе стать не мог, хотя ему этого и хотелось. Это решал не он, а кто имел такое право, на него не рассчитывали. Ивану Леонидовичу предложили возглавить Елочку, прилепив ему ярлык исполняющего обязанности. И. О. Директора с энтузиазмом принялся за работу. Но быть директором дома культуры или оздоровительного комплекса – большая разница. Обитая в культуре как рыба в воде, в лагере Иван Леонидович столкнулся с множеством проблем, накопленных ранее и решать их было необходимо незамедлительно. Вступив в должность весной, директору необходимо было в два месяца подготовить комплекс к принятию детей и не много и не мало – шестьсот человек. Проблем было столько, что он не знал с чего начинать. И это надо и это и то и пятое десятое. Бывший его предшественник, предчувствуя увольнение с должности, заботился о своем, только собственном положении. Накопил долгов на огромную сумму, разваливались коммуникации и разбежался обслуживающий персонал. С уходом директора и его обслуги, принимая развалившееся хозяйство Иван Леонидович ломал голову с чего начинать и решил, что кадры решают все. Стал набирать работников в лагерь. Из бывших, остался на своем месте заместитель Владимир Евгеньевич, завскладом Валентина Тадызина, да два кочегара – Михаил Павлович Кротов да Николай Шитов – вот и все. Электрик, сантехник, плотник, два кочегара по тем или иным причинам ушли, а без них лагерь функционировать просто не мог. Раньше было восемь кочегаров и работали они по двое или по одному, но через семь дней – и это устраивало всех и администрацию и рабочих. Новые времена, новые требования, только зарплата старая и надо сказать весьма низкая. Найти кочегаров оказалось совсем не просто. Молодые парни, способные кочегарить, как правило подрабатывали нанимаясь на дачи к зажиточным москвичам, где получали приличные деньги. Да большинство из них злоупотребляли алкоголем. На кочегаров были приглашены, по очереди, несколько местных мужиков. Но их пришлось быстро менять. Побеждал зеленый змей. Полупьяные работали плохо, под утро допотопные котлы остывали и с кочегарами пришлось расставаться. Директору это никак не могло понравиться. Он нервничал, иногда корил нерадивых, даже кричал, грозил и в конечном счете прогонял. Приближалось время заезда детей, а неисправностей в обеспечении теплом, водой, оборудованием, самым различным, не убавлялось. Да и сидеть на двух стульях сразу, в доме культуры, где он оставался директором и директором оздоровительного комплекса никак не получалось. Он мотался туда и сюда, это не ближний свет, около ста километров. Когда его в лагере не было работа прекращалась или велась кое-как. Заместитель его, в делах обеспечения жизнедеятельности лагеря, не принимал – он оставался по-прежнему старшим пионервожатым, да его и рабочие всерьез не принимали. Был в лагере еще один из бывших работников, долго работавший с прежним директором – Григорий Октябринович Рощин. Этот прекрасно разбирался в электрике, сантехнике, знал наизусть все проблемы с котельной, очистными сооружениями и вообще со всем хозяйством. Григорий ушел на заслуженный отдых более пятнадцати лет назад, но продолжал работать. Он знал каждый уголок в лагере, каждый мотор, трубу и вентиль, но его не молодых рук явно не хватало на все дырки. Да и возраст давал о себе знать. Оформлен он был электриком и сторожем одновременно, а выполнял практически любую работу, кроме столярки. Из него получился бы хороший заместитель по хозчасти, но возраст, возраст, здоровье, зрение и прочие прелести старости. А кто возьмет на себя ответственность сделать его заместителем директора, если он может в любой момент отказать, как дважды отработавший свой ресурс механизм. И сам Григорий не жаждал места, все по той же причине. Он хотел остаться только сторожем, но никак не получалось. При любой неисправности, поломке, отказе – звали Григория Октябриновича, и он будучи уже только сторожем, продолжал мотаться на своем москвиче или запорожце, из поселка, где он жил, в лагерь и обратно. Ни раньше, ни позже реальной власти у Рощина не было, ну соответственно этому, его воспринимали другие работники – кочегары, уборщицы, плотники, которые менялись слишком часто, адекватно его статуса – пожилого сторожа. Его выслушивали, кивали, но делали по своему, а жаловаться на других Григорий не мог, не имел права и это походило бы на стук. Фактически он выполнял обязанности заместителя по хозчасти, но не имел ни полномочий, ни желания.